Марья-Искусница и Хозяин костяного замка
Вышла я как-то после завтрака в сад, а там репа заросла сорняками. Ну, я заткнула подол платья за пояс, рукава закатала и давай пропалывать. Шаг за шагом, грядка за грядкой: сменилась репа мятой, а мята морковкой, а дальше шагнула я к лютикам, а там и капуста, и крыжовник уже поспел – собрать надо бы. Солнце припекать стало, и я в тень перебралась, поближе к башне, но внимательно смотрю – на первое кольцо сада не захожу, именно там непонятные растения волшебные растут, именно там я тростник голубой срезала.
Затем компоста притащила, и так в розах увлеклась, прикорм им под корни подкидывая, что когда меня по рукам и ногам скрутили и ввысь подняли, не сразу даже завизжала.
То лоза оказалась, которая стену замка обвивала. И не подходила я к ней – а она сама через дорожку сада перебралась из кольца волшебных растений, и меня выцепила. Высоко вздернула – аккурат напротив окон колдуна. Он как раз спиной ко мне стоял, рубаху надевал.
Сначала я на спину его любовалась. Хорошая у него спина, жилистая, и плечи такие… крепкие, даром что тощий. Потом вспомнила, что лучше мне сейчас на глаза ему не попадаться. А затем вниз поглядела и поняла, что уж лучше к колдуну, чем отсюда падать.
Помаялась-помаялась и кашлянула тихонько.
Он, рубаху натянув, вздрогнул и ко мне повернулся. Помолчал, оглядывая.
- И тут от тебя покоя нет, - сказал хмуро. – Зачем к древостражу-то полезла, Марья?
- Да вот не знала, как на тебя посмотреть, свет мой ясный, - ответила я ласково. – Не поверишь, сколько дней ходила, мечтала слово от тебя доброе услышать, да подглядеть, как ты рубаху надеваешь.
Мерлин брови поднял, усмехнулся.
- Я могу снова ее снять, - предложил.
Я опять вниз покосилась. Высоко, а лоза-то тонюсенькая!
- Давай, - говорю, через силу улыбаясь, - мы с тобой поговорим, когда под ногами у меня пол будет твердый. Тогда и снимешь, и наденешь, хоть дюжину раз.
- А, может, тебя так оставить, чтобы ты не лезла никуда больше? – спросил он задумчиво.
- Да не трогала я древостража твоего! – чуть не заплакала я от обиды. – Сам он ко мне приполз, на компост позарился, наверное! Видишь, даже дерево дурное – и то любит то, что я готовлю!
Лоза меня обиженно встряхнула, а я хотела еще что-то язвительно ответить, но вместо этого губу закусила, чтобы не расплакаться, потому что высоко! Так-то храбрюсь, но страшно мне – жуть!
Мерлин слезы мои увидел, нахмурился, рукой по кругу повел – древостраж меня аккуратно в окно к нему просунул и на пол поставил. Отпустил, и я бы там и рухнула, если бы колдун меня не подхватил. Только я из рук его выбралась, платье молча оправила – а то одна тонкая рубаха под ним была просвечивающая, - и к двери пошла, стараясь ровно держаться. А саму со стороны в сторону мотает: ноги от страха подкашиваются и голова кругом идет.
- Опять обиделась? – Мерлин из-за спины моей усмехнулся.
- А я женщина, мне положено, - говорю гордо, не оборачиваясь. – Не все ж тебе от меня отворачиваться и как на пустое место глядеть. Больше седьмицы мне слова не сказал! Хотя, я погляжу, тут что хозяин, что питомцы у него - грубияны!
Лоза волшебная за стенкой обиженно зашуршала, в ближнее ко мне окошко просунулась и бросила в меня пучок листьев.
- Срублю! – пригрозила я, и она снова спряталась за стену. А Мерлин тем временем ближе подошел. Я, как увидела, что подходит, снова к двери голову гордо повернула. Но успела рассмотреть – висит на стене напротив кровати колдуна ковер мой, с жар-птицей золотой. И на сердце потеплело, но и сердито мне – сил нет!
- А тебе, - спросил он и аккуратно меня за руку сзади взял, - так со мной поговорить хочется?
- Да не очень-то, - ответила я сурово, на ладонь его покосилась и отбросила ее, - но ласковое слово всем приятно. Я стараюсь, стараюсь, вчера вон похлебку тебе царскую сделала, пятидюжинную, а в ответ – молчок?
- Какую-какую? – спросил Мерлин. А по голосу слышу – улыбается, злодей!
- Пя-ти-дю-жин-ную, - повторила я по слогам. – Это значит, что в ней пять дюжин инхридиентов!
- Какая сложная работа, - рассмеялся он, смехом затылок мне пощекотав.
Я от возмущения даже повернулась, в глаза его разноцветные уставилась.
- А скажешь – нет? Все пять дюжин запомнить – самое легкое! Главное меру в каждой травинке и специи знать! Чуть что не доложишь – и ешь потом, а будто чего-то не хватает, чуть переложишь – и один вкус все остальные забивает. Вот ты зелья свои варишь, должен понимать, а туда же!
Колдун улыбался, улыбался, и вдруг нахмурился.
- Постой, - говорит, - ты хочешь сказать, что шестьдесят ингредиентов для похлебки наизусть помнишь?
Я на него как на дурня посмотрела.
- Нет, - ответила язвительно, - на ходу выдумываю! Конечно, помню. Я первый раз под присмотром нянюшки готовить начала – мне и четырех годиков не было. Знаешь, сколько всего выучила уже? Батюшка, если какое блюдо новое в стране дальней или у купца иноземного попробует, уже знает, что мне нужно рецепту записать и привезти. И специи разные покупал, травы иноземные. Мне ж один раз понюхать, пощупать, и ввек не перепутаю, - все-таки похвасталась я.
