Лилия Баимбетова - Перемирие

— Так что?

— У Охотников не бывает семьи, Ольса, — сказала я, наконец.

— Но ведь Граница — не монастырь…

Она вздернула свои светлые брови и смотрела на меня, выжидая, что я скажу. Ее и правда интересовало, была ли я замужем, хотя, казалось бы, какое ей до меня дело. Смешная она, ей-богу.

— Да, — сказала я весело и вместе с тем печально, — Не монастырь. Если тебе интересно, у меня был постоянный мужчина, но он умер лет пять назад.

— А с тех пор? — спросила она. Глаза ее расширились от любопытства.

— Постоянных не было, — сказала я с короткой усмешкой.

Ольса заметила эту усмешку и растерялась. Ей, которую воспитывали как властительницу и которой с детства внушали мысль об ответственности за свои действия, трудно было понять такое легкомыслие, а уж тем более согласиться с ним. К тому же она была влюблена и оттого серьезно относилась к подобным вещам. И вряд ли она была когда-нибудь близка с мужчиной — при ее-то воспитании и под присмотром бабки…. И она уж тем более не могла даже догадаться, что моим первым мужчиной был тот, кто нынче стал ее женихом и властителем Южного Удела.

— Беспорядочные связи, — заметила она тихо, — Вряд ли это так уж хорошо.

— Это тебе нужно хранить чистоту семейной крови. Мне ничего хранить не нужно.

— И много у тебя было мужчин? — быстро спросила она и тут же смешалась и покраснела, — Ох, прости, это не мое дело, конечно.

— Не много, — сказала я с непередаваемой улыбкой.

— Но ты любила? Ты когда-нибудь любила? — спрашивала она, глядя на меня огромными глазами.

— Да, — сказала я тихо, — Я любила. Я прожила с ним четыре года, и если бы он не погиб…

— А после него?

Я молчала. И думала о дарсае. Но рассказать об этой смеси жалости и влечения было невозможно. Как и вообще о любви, впрочем.

Глава 7 О северных войнах

В тронный зал Ласточкиной крепости можно было попасть через парадные двери по обе стороны от центральной лестницы и прямо со двора. Так и я, отворив небольшую дверцу, оказалась в древнем зале, озаренном солнечным светом.

Зал был огромен. По-видимому, он занимал весь первый этаж крепости. Две стены изобиловали окнами, третья — из скальной породы — была глухой.

Народу здесь было полным-полно, лишь проход к возвышению в центре зала был свободен. На возвышении, в каменном кресле с зелеными подушками сидела Ольса — в кружевном белом платье, волосы собраны в аккуратный узел на затылке.

Ей-богу, в зале этом прямо-таки витал дух прошедших столетий; в этом кресле сидела и покойная мать Ольсы, и ее бабка, и прабабка, и все поколения властительниц из семьи Эресундов. Здесь они принимали решения, влиявшие на судьбу Севера, — сотни лет, год за годом. И души их словно до сих пор присутствовали здесь, не желая покидать свою крепость.

Я ничего не могла разобрать в шумной разноголосице, просто стояла и смотрела. Ольса казалась расстроенной. Перед ней стояли две женщины. Одна, суровая на вид старуха, поддерживала вторую, совсем молодую женщину с округлым заплаканным лицом. Молодуха клонилась книзу, словно не в силах была держаться на ногах, и стояла, только повинуясь воле суровой старухи.

Ольса как-то странно смотрелась в древнем кресле — как ребенок, выбравший себе стул не по росту. Что здесь происходило, мне и вовсе было непонятно.

Из всех людей, находившихся в зале, я узнала только тетку Ольсы, младшую сестру ее матери, Лайсу Эресунд, высокую сухощавую женщину. До сих пор я ее не встречала, но слышала о ней немало, да и спутать госпожу Лайсу с кем-то было невозможно. Льняные кудри женщины, уже тронутые сединой, были подстрижены очень коротко. Она была в черных брюках и зеленом камзоле, подобном тем, которые носили стражники. По-моему, я ни разу еще не видела женщину из благородного семейства в подобной одежде. Если бы не тонкость и изящество черт, ее можно было принять и за мужчину, может быть, излишне стройного и хрупкого, но в этой прямой тонкой фигуре чувствовалась стальная сила. Какая странная женщина. На поясе ее висел меч, и одну руку она держала на рукояти. Госпожа Лайса стояла совсем неподалеку от Ольсы и холодным взглядом неожиданно темно-серых глаз обводила зал.

Никого больше я в толпе не узнавала. Стояли крестьянки в пестрых широких юбках, маленькие дети в полушубках и вязаных шапках, высокие крестьяне в лохматых серых шубах. Стояли стражники в зеленых камзолах — как огоньки зеленого пламени в пестрой разнородной толпе.

— Прячетесь? — раздался позади меня ироничный голос.

Я оглянулась. Рядом со мной стоял высокий сухопарый мужчина в зеленом камзоле. Иссиня-черная прядь жестких волос свешивалась на лоб. Глаза, насмешливо смотревшие на меня, были ярко-голубые, такие, какое бывает небо в жаркие июльские дни. Я уже видела этого офицера, он каждый день принимал отчет у ночной смены караула и назначал состав дневной смены. Он стоял передо мной, слегка отклонившись назад, стройный, невероятно элегантный в своем зеленом камзоле с форменными нашивками на рукавах. Его тонкое, смуглое, совершенно южное лицо дышало иронией.

— Прячетесь?

— Вы знаете, кто я? — сказала я, разглядывая его — впервые я увидела его вблизи.

— Конечно.

— А кто вы?

Офицер еле заметно улыбнулся.

— Меня зовут Геррети, — сказал он, — Я начальник крепостной стражи.

— Приятно познакомиться, — сказала я, протягивая ему руку.

Его рука в тонкой зеленой перчатке сжала мои пальцы и тут же выпустила их. Я разглядывала его со странным чувством узнавания. Сколько я видела таких офицеров, смуглых, тонких, горбоносых, с истинно южным умением держать себя; они служили при дворах южных лордов, в городской страже, в сопровождениях высших церковных чинов, но я ни разу не слышала о том, чтобы выпускник военной академии графства Орд забрался так далеко на Север.

— Давно вы здесь, Геррети? — спросила я, — Вы ведь орд-дан?

— Да, я орд-дан, — сказал он с тонкой своей улыбкой. В улыбке этой есть что-то неприятное, какое-то затаенное лукавство, я всегда это замечала, общаясь с орд-данами, — Я приехал сюда сразу же после выпуска. Моя жена отсюда родом, — он приподнял мохнатую бровь, — Я сам не знаю, как меня угораздило жениться на северянке. Здесь чертовски неважный климат.

— Да, — сказала я со смехом, — Это точно. Но красивые женщины, да?

Геррети рассмеялся тоже — негромким резковатым смехом. Надо же, орд-дан… Ольса не такая дура, как кажется, если сумела переступить через вековые традиции и взять на службу не уроженца крепости и даже не северянина, а профессионального военного из Орд-дэ. От этого крепость Ласточки могла только выиграть, орд-даны считаются лучшими военными в южных уделах.