Ника Ракитина - Крипт

— А чего?

— А матушка дом продала. И уезжает.

— А Ритка?

Болард почесал щеку. Он не представлял, что сейчас поделывает сестра. Должно быть, застряла в мятежном Настанге. Не сказать, чтобы дона это печалило.

Симка взбил чуб:

— Не имела права. Если дети есть несовершеннолетние.

— Права, лева… — пробормотал дон. — Сим, ты зубы мне не заговаривай, — и слегка подпихнул приятеля грудью.

— А я не… и вообще, если б родители на даче не были, они б меня на улицу ночью не выпустили!

— А причем тут они?

— А при том. Они мне не разрешат. И чтобы опеку взять, я на шестнадцать лет старше быть должен, чтоб считаться ей этим… папой. А я только на четыре.

Болард метко сплюнул в крапиву.

— А ты точно знаешь?

— А то. У меня мама — социальный работник, — зачастил парень. — Так что Майку все равно в детский дом отдадут, до совершеннолетия. Мама может замолвить, чтобы получше. А почему ты с ней квартиру не снимешь? — чувствуя, что неприятность миновала, спросил он.

— Я в армию ухожу.

— А… А призыв только осенью. А пока… А университет?

— Выгнали, — Болард скорчил убийственную физиономию. — А что я хозяевам квартиры скажу?

— А что сестра! — отбрил Симка. — Сестер в паспорт не записывают. Может, тебе денег дать? — спросил он жалобно.

— У меня у… — Болард обернулся: Майки не было. Совсем!

Забыв глупого Симочку, дон минут десять обыскивал сад, потом выскочил на улицу. Вроде бы сарафанчик мелькнул в конце, под фонарем. Болард бросился туда. Симка сопел сзади, все больше отставал и, наконец, прекратил погоню. Вспомнил, что разгуливает ночью без тапочек и без рубашки, а это неприлично и холодно. Болард же продолжал бежать, с ужасом осознавая, на что решилась девчонка. И совсем чуть-чуть не успел.

После бурной погони волны Юръ-Дзинтара показались ужасно холодными. И Болард опять купался в одежде. Правда, уже в другой. Чокнутый Переход привычно преобразил ветровку, льняную рубашку, джинсы и тапочки на босу ногу в гардероб средней руки барона: камзол из жесткой парчи с рядом жемчужных пуговок, складчатую рубаху с кружевами по манжетам и вороту, штаны в обтяжку, шелковые чулки и шлепанцы с позолоченными пряжками и бантами. С последними Болард разделался мгновенно, взбрыкнув ногами. Чулки держаться на воде не мешали. А вот проклятый камзол тянул на дно не хуже, чем бушлат революционного матроса из книжки Валентина Катаева. Причем, пуговиц в нем было намного больше, а петли уже и противнее. При этом Боларда больше интересовало, плавает ли поблизости Майка или уже ушла на дно. Тогда можно и не сопротивляться.

Майка не утонула. Время от времени метрах в десяти от барона при свете луны мелькала над волнами ее голова. Рыжая висела, вцепившись в риф четырьмя конечностями, как недоутопленный котенок или гишпанская собачка Му-Му. Хоть не орала. Болард стал героически сражаться с пуговками. Он бы оборвал их ко всем чертям, но средневековые портные работали качественно. А ни ножа, ни хоть завалящего бритвенного лезвия в карманах и кошеле у пояса не нашлось. Наглотавшись солоноватой воды, барон, наконец, проводил злобным взглядом тонущие камзол и рубашку и поплыл к Майке, мощными взмахами рук и ног распинывая волны.

Отлипать от камня рыжая не хотела. Она даже попыталась укусить спасителя и вполне удачно пнула его ногой. Болард взвыл и непочтительно схватил невесту за волосы. Свободной рукой стал отцеплять закостеневшие на камне пальцы. И лишь теперь заметил цепочку походен, мечущихся на берегу. И услышал заглушаемый прибоем крик.

Быстро подплывала лодка. Под ударами весел радужно искрились брызги. Это было красиво.

Утопающих втянули на борт, завернули в жесткую парусину, дали хлебнуть вина из баклажки. Они закашлялись и отвернулись друг от друга с демонстративным видом. Лодка повернула к берегу. На берегу Майку слуги на руках понесли в замок. Ее отец подошел к Боларду. Осветил походней. Лицо Виктора было красным от гнева.

Болард выхаркнул соленую слюну, посмотрел на несостоявшегося тестя. Парусина сползла, с волос противно текло.

— Ну?!..

Барон Смарда сощурил правый глаз:

— Баранки гну.

Дон Эйле и Рушиц без замаха хлестнул его по щеке. Изготовился для второго удара. Рошаль, подбежав, успел поймать графа за руку. Болард улыбался, кривя рот. Кровь ползла из ноздри. Несколько секунд длилось молчаливое противостояние глаза в глаза.

— К-куда п-присылать с-секундантов? — спросил Болард, заикаясь.

— Т-ты…

— Он в своем праве, — поджал губы Рошаль. — Но не сейчас. Взять! — распорядился он кнехтам. — В кокпит «Аманды» и запереть до утра.

Героически раскидать всех или хотя бы подраться не получилось. Боларда профессионально скрутили, замотали веревками и бережно уложили на дно той же самой лодки, в которой сняли с рифа. Заскрипели весла в уключинах, заплескалась о борта вода.

Глава 25.

1492 год, июнь. Замок Эйле

Ивара разбудили боль в правой руке и какое-то странное предчувствие. К боли он успел привыкнуть за последние месяцы, потому отогнал ее от себя и забыл. Но все равно оделся, застегнул пояс с мечом и вышел в коридор. Стражники у двери вытянулись и расправили плечи. Князь кивнул:

— Оставайтесь.

И пошел наугад по полосам тени и света от горящих в скобах походен. Впереди мелькнул белый женский силуэт с объемистым свертком в руках и исчез за поворотом. Ивар бросился вслед.

— Ливия, стой!

Она побежала. Уронила с правой ноги клацнувший башмак и запрыгала на ней, стаскивая второй. По звуку Кястутис догадался, что имеет дело не с призраком, схватил женщину за плечо. Она упустила предмет, обмотанный полотном. Предмет оказался сплетенной из лозы клеткой. Клетка покатилась по плитам, внутри забили крыльями, заорали голуби.

Женщина крутнулась. Из-под спутанной, мелким бесом вьющейся гривы на князя яростно уставились серо-зеленые глаза.

— Я Сабина!

— Я уже понял.

Улыбка Ивара заставила лицо ведьмы дернуться.

— Отпусти меня!

— И не подумаю.

Все так же крепко сжимая ее плечо, Кястутис поднял клетку с голубями.

— Сильно проголодалась?

Глаза Сабины округлились, и рот приоткрылся. Она даже вырываться перестала, хотя и до этого старалась не слишком.

— Знаешь, где поварня? Пойдем, провожу.

Зеленые глаза князя смеялись.

Ведьма загородилась стиснутыми кулаками:

— Я не…

Ивар локтем растворил ближайшую дверь. Втащил девушку в завешанную пыльными гобеленами по стенам парадную спальню. Набросил засов. Легонько толкнул пленницу на ларь, застеленный шершавым мценским ковром. Поставил клетку на поставец. Сам, подтащив тяжеленное кресло, устроился напротив Сабины, положив локти на колени: