Крис Хамфрис - Двойник

Старик снял и отложил в сторону шлем, затем просунул палец под железный воротник, сдавивший горло. Дышать и так становилось все труднее, а груда металла превращала в мучение каждый вдох. Стоял на редкость теплый октябрь, но даже легкий морской ветерок заставил Бьорна поежиться. Внезапно ему захотелось вновь очутиться в своей постели, закутаться в меха и воздать должное подогретому элю, а потом и нежнейшим кусочкам мяса, которые принесет его возлюбленная Гудрун… Нет, Гудрун мертва, горе давно убило ее… Его милая дочь Ингеборг. А кто поможет ему сесть, разотрет вечно мерзнущие ноги, согреет больные руки в чаше с горячей водой?

— Эдмонд, — хрипло прокаркал Бьорн, встрепенувшись.

Сколько же времени прошло с тех пор, как он задремал, сидя на палубе? Должно быть, немало — на востоке светало, вдали обрисовалась черная громада острова. Только почему вдруг помутнели яркие звезды?

Миг спустя, когда ноздри защипало от едкого дыма, он все понял.

Ярость придала Бьорну сил, и он резко выпрямился. Как Эдмонд посмел ослушаться приказа? Еще не время поджигать костер! Сначала должен вернуться медведь, чтобы принять последний бой.

Он потер глаза и прищурился. Впереди плясали языки пламени, серая пелена растекалась по кораблю; ветер рвал темное облако в клочья и гнал их к небу. Вдруг послышался короткий вопль, следом — глухой удар металла о дерево.

Его последняя воля нарушена!

С трудом поднявшись на ноги, Бьорн нащупал гладкую рукоятку, однако не смог поднять оружие с первого раза. Какая тяжесть! Но без топора нельзя — на корабле враг, а раз огонь зажегся без сигнала, значит, враг на свободе.

И вдруг Бьорн увидел его: в клубах дыма мелькнуло искаженное бешенством лицо и тут же скрылось из виду. Ирландец крадется к нему; наверняка он уже занес меч, чтобы разделаться с господином, пользуясь его замешательством. Надо быть наготове.

«Давай же, Клык Смерти!»

Бьорн обхватил древко, но никак не мог оторвать топор от земли, словно лезвие прочно засело в дощатой палубе. Дыхание и так давалось старому викингу с трудом, а теперь удушливый дым наполнил легкие, вызывая приступы кашля.

Поблизости раздалось перханье, и Бьорн все же через силу взгромоздил топор на плечо. Мгла расступилась, в просвете опять мелькнуло лицо Финбара, теперь почему-то в профиль; затем оно внезапно опрокинулось.

— Нет! — взревел Бьорн и рванулся прочь.

Он беспомощно колотил рукой по воздуху, пытаясь найти опору, но пальцы хватали только дым. Оружие соскользнуло с плеча и придавило его своей тяжестью к палубе, доспехи будто налились свинцом. Бьорн задыхался, лежа на твердых досках. Серая завеса колыхалась в паре дюймов от дощатого настила, и викинг разглядел чьи-то неумолимо приближающиеся ноги.

— Финбар? — прохрипел старик, и шаги замерли.

— Нет, хозяин, — шепотом ответил Эдмонд, — это я. Но Финбар тоже здесь.

К Бьорну подкатилось что-то — голова Финбара! Выпученные глаза безумно таращились в пустоту, по дереву ползла струйка крови. И вдруг воин снова увидел Черного Ульфа в мутных водах английской реки.

Вынырнув из дыма, сильные руки схватили Бьорна за грудки и поволокли к костру.

Мужчины надрывно кашляли. Невероятным усилием Эдмонд поставил викинга на ноги и привалил к горящим бревнам. Огонь тут же раскалил доспехи, поджаривая плоть.

— Но почему? — выплюнул Бьорн. — Я думал, ты…

— Любил тебя?

В глазах англичанина билось пламя, которое не уступало бушевавшему вокруг пожару.

— Видишь собаку, что лежит у твоего погребального костра?

Бьорн глянул на обезглавленное тело Финбара, чьи руки по-прежнему были прикованы к мачте.

— Ты не дождался от этого пса ничего, кроме ненависти. Так вот, я ненавидел тебя в тысячу раз сильнее!

Эдмонд подавился дымом и закашлялся, потом дернул Бьорна за плечи, чтобы тот не упал.

— Тридцать лет назад ты лишил меня дома и семьи, сделал своим рабом. Все эти годы мне приходилось тебя обслуживать, слушать хвастливые россказни о твоих подвигах, после пирушек волочить твою пьяную тушу в постель.

Корабль содрогнулся и начал рассыпаться на части. Бьорн увидел пробоину — без сомнения, дело рук предателя. В ноздри ударил запах бойни — горела просмоленная шерсть, которой конопатили щели между досками. Соленая вода устремилась на палубу, с шипением заливая тлеющие угли.

Окинув взглядом гибнущий драккар, Эдмонд снова встряхнул Бьорна и выхватил из-за пояса кинжал.

— Мне пора. И вот что я скажу на прощание, — прошипел он старику в ухо. — Ты не найдешь смерти в битве, берсерк! Я зарежу тебя, как свинью, а пламя опалит твое тело, но не сожжет дотла. Ты сгниешь на дне морском, пойдешь на корм рыбам. Моя месть будет длиться до конца времен!

Запрокинув голову, Эдмонд расхохотался.

— Нет, Бьорн Торкельсон, не видать тебе Валгаллы! Ты превратишься в драуга, обреченного на вечные скитания!

С этими словами он перерезал Бьорну горло и с торжествующим воплем толкнул его на костер. Предсмертный хрип викинга захлебнулся в крови.

Жизнь стремительно покидала тело, тьма застила глаза, в ушах стоял треск собственной кожи, горящей на медленном огне. И все же каким-то внутренним зрением Бьорн видел, как убийца бежит к носу драккара, украшенному резной драконьей головой, делает прыжок… В тот же миг «Насылающий шторм» развалился пополам. В море посыпался дождь щепок, поперечины обрушились в пролом. Вода хлынула на Бьорна, смешиваясь с кровью, и погасила пламя. На смену жару пришел ледяной холод — новый оттенок боли.

В этот миг само время надломилось, подобно корабельным снастям. Бьорн перенесся в прошлое; это он, а не Эдмонд прыгнул за борт, и воды английской реки сомкнулись над головой, потому что отец повернул руль, а воины Харейда налегли на весла. Бьорн вновь услышал хохот дружинников и даже различил скрипучий смешок Черного Ульфа.

Как не поддержать отличную шутку! И Бьорн схватил первого, кто попался ему под руку, но не обезглавленного мертвеца, а того, кто не рассчитал свой прыжок и с криком покатился к умирающему викингу по накренившейся палубе. Он вопил и отчаянно трепыхался, но Бьорн все крепче сжимал объятия. Вес огромного тела и стальной кольчуги берсерка увлекал обоих на дно; пленник бился все слабее, вот он дернулся в последний раз и затих навсегда.

ГЛАВА 16

ВОСКРЕШЕНИЕ ИЗ МЕРТВЫХ

Безмолвие ли морских глубин или тишина леса стали тому причиной, но в этот раз пробуждение оказалось на редкость мирным. Скай медленно приходил в себя, а вокруг заливались птицы и солнце мягко светило сквозь листву. Лихорадка прошла, словно забытье исцелило его. Он пошевелился. Боль от былых ран бесследно исчезла.