Андрей Попов - Кукольный загробный мир

На каждом из четырех циферблатов находилось по три острых фигурных стрелки, которые чем-то походили на отломленные наконечники гномьих копий. Одна — самая тонкая — это секундная, две другие, более толстые и как следствие более неповоротливые, — минутная и часовая. При остановленном времени их монолитный рисунок казался незыблемым, но сейчас…

Волнение звездочета передалось остальным. Ингустин стоял хмурый, поглаживая острую бородку и, не мигая, следя за циферблатом, направленным на восток. Ахтиней даже забыл закрыть удивленный рот и теперь в нелепой позе, с торчащими в разные стороны ушами да глупо разведенными руками, ждал чего-то непонятного. Леафани периодически открывала и закрывала глаза, надеясь, что когда она очередной раз их откроет, пугающий момент уже окажется в прошлом. Лишь один Исмирал казался беспечным или просто хотел им казаться. Даже сейчас, оторвавшись от строительства своей новой ракеты, в одной руке он продолжал держать разводной гаечный ключ, а другую выставил в сторону, наблюдая за тем, как кошастый подпрыгивает и пытается ухватить его за палец.

На всех четырех циферблатах секундные стрелки вдруг пошли, дергаясь и резко меняя положение при отсчитывании каждой секунды. Словно естество времени являлось каким-то неоднородным и бугристым.

— Ой, сейчас что-то начнется! — пугливая Таурья прикрыла рот уже двумя ладонями и, по примеру Леафани, зажмурила глаза.

— Ничего не понимаю… — Ингустин еще сильнее свел брови, по его бесцветным глазам совершенно невозможно было прочитать выражаемые ими эмоции.

— А как же это… — начала Винцела, но не окончила фразу.

На всех циферблатах почему-то происходило движение против часовой стрелки…

Вот одна из них, постепенно крутясь назад, отсчитывает цифры: 96… 95… 94… 93…

И тут Авилекс издал горький вопль, со злостью откинул мятую шляпу в траву и принялся терзать себя за волосы. Таким его еще никто не видел.

— Что я наделал?! Что наделал?! — его составная челюсть с двигающимся подбородком так сильно дергалась туда-сюда, что казалось, подбородок вот-вот сейчас должен отделиться от лица. — Какая чудовищная ошибка!

— Да объясни, в чем дело! — Ингустин потряс звездочета за плечо. Даже Исмирал прекратил игры с Лео и впервые выглядел встревоженным.

— Я нарушил симметрию континуума… Проклятая шестеренка!

— И… что это для нас значит?

— Мы запустили время в обратную сторону.

В пространстве скуки, ранее казавшемся просто объемно нарисованной картиной, начали происходить невообразимые вещи. Первые две-три секунды могло еще померещиться, что все нормально: зашевелились кроны деревьев, подул расколдованный ветр и жизнь возвращается в эти края. Но все куклы, обитающие там, вдруг принялись двигаться задом наперед, издавая при этом месиво непонятных звуков. Тот мальчик, что стоял у колодца, очнулся. Ведро, доселе висевшее в воздухе, вдруг полетело снизу вверх и прилипло ему прямо в руки. Не оборачивая головы, он быстро зашагал назад, уверенный, что не споткнется, и на ходу еще бросил фразу:

— !ьнед йырбоД

Две куклы-девочки, находящиеся неподалеку, разговаривали о своем. Их движения, как и сам разговор, могли бы показаться со стороны обыденными, если только к ним не прислушиваться:

— окжонмеН

— ?аларбан вобирГ

— унялоп юуньлаво аН

— ?агурдоп, алидох адуК

И примерно такая картина повсюду.

Строящийся город на западе, что видел Фалиил, вдруг принялись поспешно разбирать. Засохший раствор с удаленных кирпичей вдруг становился жидким, его смазывали мастерком и убирали в большие корыта. К самим же корытам время от времени подходили куклы с лопатами и принимались месить. Но раствор от этого не смешивался, а все более рассыпался на рыхлый песок и скорбящую глину. Все без исключения рабочие ходили задом наперед да болтали языками всякую несуразную белиберду.

Не исключено, самым грандиозным зрелищем во всей ойкумене сейчас выглядел водопад, что располагался в сторону юга от Сингулярности. Огромные массивы воды с шумом и грохотом поднимались с земли и стремились вверх. Фонтаны брызг, прокрученные во времени назад, походили на бесшабашную пляску света и прозрачных струй. А сама река двинулась вспять, словно ее русло повредилось умом.

И, пожалуй, лишь деревья… Да, именно деревья ничем не выдавали обратного хода времени. Им было абсолютно все равно, в какую сторону качаться и куда направлен ветер, который и так постоянно путался, гоняя по всем сторонам света скользкие потоки воздуха.

Четыре пламени четырех свечей, покачнувшись, ожили.

И только надменные небеса остались полностью нетронуты…

{Статус повествования: ГЛАВА ЧЕТНАЯ}

Одна из двух раздвижных кулис последнее время что-то заедала: видать, механизм, двигающий ее туда-сюда пришел в негодность. Артем пару раз дернул за шнурок, потом зевнул и махнул рукой. После недавнего представления все куклы сидели беспорядочно разбросанной толпой, а расставлять их по своим местам, как всегда, было лень. Да и зачем, когда через пару дней новый спектакль — «Снежная королева». Кстати, сама королева сейчас уютно примостилась в углу одной из полок, вся в чистых белых одеяниях, выставив вперед руки, как будто постоянно держала ими какой-то невидимый предмет. Один ее глаз был прищурен, другой — широко открыт. Состояние вечного подмигивания — типичный дефект в конструкции здешних актеров. Артем легонько щелкнул ее по голове, и второй глаз тоже открылся.

— Так-то лучше, подруга. Смотри на мир полным взглядом, презирай и восхищайся.

В театре сейчас больше никого нет, и его голос в пустом зале звучал несколько диковато. Остальные куклы сидели, глядя кто куда, расставив руки и ноги в разные стороны, точно позировали для неведомого фотографа. Среди них, как в настоящем взрослом театре, были звезды и актеры второго плана, богатые и бедные, баловни игрушечной судьбы и полные ее неудачники. Кроме того, все куклы делились на три расы: пластиковые, деревянные и тряпичные. Последние просто надевались на руку. Артем подошел к Буратино, низко свесившему нос, подергал его за ниточки, хотел еще что-то сказать — этакое велеречивое, выспреннее, но передумал и направился в зрительный зал. Там пока что только ряды пустых кресел под тусклым освещением люстры. Местное скупое светило, подвешенное под самый потолок, излучало лишь полумрак. В выходные здесь опять будет полно детворы. И опять отрадные для души визги да смех. Подумав об этом, Артем покинул здание.

Надо же! На улице уже зима. Как это она умудрилась незаметно подкрасться? Минула ржавчина осени, и все вокруг преобразилось во мгновение. Хлопья снега падали с хмурых небес, наивно полагая, что покрыв землю своей белизной, они очистят ее от грязи да людских грехов. Кукольный театр находился почти в самом центре города. Его ярко разукрашенные афиши манили всех, кому меньше двенадцати лет, а с ними заодно и их родителей. Так что недостатка в зрителях никогда не было. Как, впрочем, не было недостатка в их благодарных аплодисментах да позитивных эмоциях. Центральная площадь почти всегда была полна народу, снующего в разных направлениях по ему только ведомым делам. В самом центре площади — величественная статуя Ленина. Владимир Ильич своей вытянутой бронзовой рукой указывал всем гражданам истинный путь. А если кто внимательно проследит, куда именно протянута эта рука, то с изумлением откроет для себя, что истинный путь для пролетариата прямиком упирается в окна вино-водочного отдела ближайшего продуктового магазина. Впрочем, удивился бы только приезжий. По городу уже давно ходили байки на эту тему. Администрация даже хотела переставить памятник, но Ильич до сих пор так и остался непоколебим. Вокруг относительно ухоженной центральной площади стояли унылые пятиэтажки похожие на цветные тени чьих-то черно-белых архитектурных фантазий. Флаг над зданием горсовета напоминал развивающегося на ветру тряпичного призрака. Красный призрак отчаянно схватился за железный прут, не желая, чтобы порывы ветра унесли его в снежную бездну.