Владимир Холкин - Авгур

— Не прибедняйтесь. Впрочем, намек понятен. Ну, что ж, давайте сформулируем так: мы — это те, кого интересует природа времени.

— Исчерпывающе, — буркнул Андрей. — Она, вообще-то, многих интересует.

— Да, но не все ее понимают. Кроме того, наш интерес сугубо практический. Прикладной, если угодно.

— Серьезно? Может, поделитесь? В доступных терминах, так сказать, в научно-популярном-ключе…

— Пожалуйста. Представьте, что вы едете в поезде…

— Очень сложно представить, — сказал Андрей.

— Ценю ваш юмор, — сказала ведьма. — Так я продолжу?

— Прошу прощения.

— Если на повороте вы посмотрите назад из окна, то увидите хвост состава. А еще дальше — рельсовый путь, по которому поезд уже проехал. Это прошлое, оно неизменно. Те участки, что ближе к нам, можно рассмотреть хорошо. А те, что дальше — уже почти что неразличимы; они теряются в серой дымке, которую обычно называют историей. Это понятно?

— Вполне, — пожал плечами Андрей. — Не такая уж свежая аналогия. Америку вы для меня не открыли. А если посмотреть из окна вперед по ходу движения, то, значит, увидим будущее?

— Теоретически — да. Но существует одна проблема. Рельсы впереди еще не уложены. Будущее еще не возникло.

— И как же поезд идет без рельсов?

— Будущее формируется непрерывно. То есть, в рамках нашей метафоры, перед электровозом движется путеукладочный кран.

— Ну, предположим. И что из этого следует?

— Итак, мы знаем, что прошлое уже не изменишь. А вот с будущим есть разные варианты. Можно уложить совершенно прямые рельсы и ехать, соответственно, прямо. А можно уложить закругленные — и скорый поезд под названием «Российская Федерация» начнет сворачивать в сторону. Поэтому представьте, что каждый день водитель путеукладчика получает конверт с печатью. В конверте — новое техзадание. Там указано, какие рельсы использовать. То есть, намечен ближайший курс.

— И кто его выбирает?

— А вот здесь начинается самое интересное. Машинист электровоза, вероятно, считает себя самым главным человеком на поезде. Этот седовласый мужчина, дирижирующий на досуге оркестром, действительно имеет особые полномочия. Например, он может гудеть. Ну, в смысле, подать гудок — очень громкий, такой, что все в округе вздрогнут от неожиданности. Или, например, он может резко нажать на тормоз, и пассажиры попадают друг на друга. Но курс определяет не машинист — из его кабины вообще ничего не видно, кроме путеукладчика. Так что, инструкции отправляет не он.

— А кто же? — спросил Андрей.

— Ну, на этот счет существуют разные мнения. Скажем, сторонники теории заговора пытаются доказать, что инструкции приходят с другого поезда. С конкурирующего маршрута. И, дескать, именно поэтому наш экспресс вот-вот упрется в тупик.

— А на самом деле?

— Это сложный философский вопрос, — она кокетливо улыбнулась. — Но почему бы не допустить, что и в наших вагонах есть достаточно разумные люди, способные выбрать правильный курс?

— То есть, мы сейчас… э-э-э… катимся в правильном направлении? Ну, спасибо, что успокоили. А то, знаете, смутные сомнения иногда возникали…

— А вы, значит, хорошо в этом разбираетесь? — она слегка подалась вперед, и глаза ее хищно сузились. — Ваш колоссальный жизненный опыт позволяет вам судить в масштабах страны?

— Ну… — Андрей немного смутился.

— Вам в эти годы плохо жилось? Лично вам, Сорокину Андрею Сергеевичу? Вы стояли на паперти? Пахали с утра до вечера? Теряли здоровье на рудниках? Нет, Андрей. Вы гоняли мяч, смотрели кино и — ах да, едва не забыла — ходили в школу. Ходили, да — но не для того, чтобы усваивать знания, а чтобы трепаться с друзьями на переменах и заигрывать с одноклассницами. Так, может, не стоит рассуждать о вещах, которые лежат за пределами вашего понимания?

— А может, обойдемся без лекций? — он почувствовал злость. — Да, мне пока похвастаться нечем, но я, вроде, и не лезу на ведущие роли. И, в отличие от вас, не претендую на то, чтобы, сидя в вагоне, отдавать указания машинисту. Почему вы, собственно, так уверены, что видите намного больше, чем он?

— Так ведь, Андрей Сергеевич, — она расслаблено откинулась на сиденье, — все зависит от того, как смотреть. Можно, например, из окошка высунуться — и уже будет видно гораздо лучше. А можно и не высовываться, просто внимательно приглядеться — и, я вас уверяю, иногда такие чудеса открываются…

Он достала из сумочки тонкую сигарету, спокойно прикурила и выпустила струю пахучего дыма. Никто из соседей даже не повернул головы. Мимо с каменным лицом прошла проводница и тоже ничего не сказала.

— Все это звучит круто, — сказал Андрей, — но, если честно, намеки мне уже надоели. Ничего необычного я за окном не вижу.

— Ну что ж, давайте посмотрим вместе.

Поезд замедлил ход. Андрей взглянул на часы и припомнил график движения, который от скуки выучил чуть ли не наизусть. Никаких остановок в это время предусмотрено не было. До станции Лиски ехать еще, как минимум, полчаса. И, тем не менее, состав аккуратно затормозил и теперь торчал на заброшенном полустанке. Здесь не было ни перрона, ни будочек, ни других подобных сооружений — только запасная колея, заросшая бурьяном. И на этой колее стоял еще один поезд. Серый вагон, торчавший прямо напротив, был похож на рефрижератор. Сексапильная ведьма бросила окурок на пол и небрежно поинтересовалась:

— Скажите, Андрей, вам что-нибудь говорит аббревиатура БЖРК?

Он хотел сказать «нет», но в голове вдруг начали всплывать фрагменты воспоминаний. Впрочем, «воспоминания» — не самое подходящее слово: Андрей был уверен, что раньше ни о чем подобном не слышал. Это его «паутина», набухшая под бинтом, каким-то образом гнала в мозг необходимую информацию. Теперь он ясно видел, что соседний состав выглядит все-таки не вполне заурядно. Хотя бы из-за того, что спереди прицеплены сразу три тепловоза…

— БЖРК, — повторил он. — Боевой железнодорожный ракетный комплекс. Да ладно, откуда он здесь, южнее Воронежа? Им же, вроде, по стране уже не разрешают кататься? Держат на постоянных базах — в Перми, в Красноярске и, кажется, еще в Костроме. Ну, и правильно, там одна ракета — больше ста тонн, не считая прочей аппаратуры. Такой вагончик обычную колею, наверно, раздавит нафиг…

— Ну, я же вам обещала — чудеса иногда случаются. Чего не сделаешь, чтобы произвести достойное впечатление…

Она потянулась, как домашняя кошка, и Андрею показалось, что тонкая блузка сейчас порвется, обнажив высокую грудь.

— Она выдержит, — успокоила его ведьма.

— Что, простите?.. — Андрей испугался, что она прочла его мысли.

— Я говорю, колея должна выдержать. А если и развалится — восстановят. В первый раз, что ли? В общем, вас это не должно волновать. Ну что, я вас убедила?