Юрий Райн - Бестиарий спального района

– Что… что… что вы с ним сделали, Ан-Ан-Ангелина Яковлевна?

– Прежде всего, Черепанов, помоги мне усадить твоего знакомого за стол, – распорядилась учительница. – Он достаточно тяжел, мне одной трудно.

Вдвоем они подняли Михалыча, пристроили на стуле.

– Придерживай, чтобы не сползал, – велела Ангелина. – Некоторое время он будет не в состоянии даже сидеть самостоятельно. Система Ху Ванчоу, – сообщила она. – Восьмой век нашей эры. Изложен в нескольких трактатах по… впрочем, Черепанов, подробности тебе мало что скажут, ты вполне заслуживал своих троек. Вкратце: название этого приема можно перевести как «Поцелуй бездны». Активизация определенных энергетических центров человека дает эффект, сходный с сильным алкогольным опьянением. В частности, временно утрачивается возможность контролировать собственные движения. Это версия «лайт», дыхание сохраняется; в классическом варианте оно пресекается, однако летального исхода твой знакомый не заслужил. Хотя он и плохой человек. Полагаю, именно он сбил тебя с толку.

Славик совсем взмок. Все перевернулось с ног на голову. Мало того, что школьная учительница оказалась ведьмой, она теперь еще и каратистка? Или даже хуже? Как Ума Турман в «Килл Билл»! Блин, куда там, круче Умы – той-то пять ударов понадобилось, а тут один, да и не удар, а так, не пойми что!

Уй! Этак, глядишь, сантехник окажется каким-нибудь зомби, а таджик-дворник – стариком Хоттабычем…

В голову долбило: сваливать, подальше от всего этого! В Турцию, в Турцию!

– Черепанов, – строго сказала Ангелина Яковлевна, – я тебе уже объяснила: никаких Турций, пока мы с тобой не поговорим. Ты меня понял?

3

– Итак, Черепанов. – Она решительно пристукнула ладонью по столу. – Хоть ты уже и окончил школу, но специально для тебя – один урок. Помнишь, был такой предмет «Этика и психология семейной жизни»? Маргарита Юрьевна вела. Помнишь? Или прогуливал?

– Помню, – буркнул Славик.

В его памяти эта школьная дисциплина сохранилась скорее благодаря разочарованию. Он-то думал – про сиськи-письки расскажут. Но что могла поведать о сиськах-письках щуплая, кривоногая, очкастая, картавая историчка Маргарита Юрьевна? Так и получилось, она все больше за моральные принципы затирала.

– Если бы помнил, – ясновидящая покачала головой, – никогда бы так не поступил. Ведь втолковывала же тебе Маргарита Юрьевна: никогда не совершай по отношению к другим того, чего не желаешь по отношению к себе. Про категорический императив Канта тоже не помнишь?

Что-то мутное, вязкое, неимоверно скучное всплыло в памяти. Портрет. Мужик в парике.

– Так, – сказал Славик уклончиво.

– Так? – Ангелина Яковлевна укоризненно посмотрела ему в глаза. – А вот скажи, дружок, зачем ты Галине насвинячил? Зачем ей твой ребенок? Она ведь на аборт не согласна. И молодец, кстати. Только поднимать твоего, Черепанов, да-да, твоего ребенка – ей одной!

– А это не ваше дело, Ангелина Яковлевна, – выдавил Славик, не глядя на собеседницу.

– Ошибаешься, голубчик. И мое тоже. Имею право, а уж на каком основании – о том отчитываться перед тобой не стану. Тебе же вот что скажу. Галина мне никто, и мать ее, Алла Валентиновна, тоже. Соседки по дому. Более того, мне вообще людей не жалко. Но должен быть по-ря-док! И спра-вед-ли-вость! Так-то, Черепанов. Справедливость и порядок. Галина, что и говори, дура. Как можно было такому, прости меня, олуху поверить? Вот в глупости она и виновата. И Алла, мать ее, виновата – что дуру воспитала, что недосмотрела. Такова их вина. Но не больше. Чтобы им всю жизнь покалечило – это несправедливо. Ты меня слушаешь, Черепанов?

Славик осторожно кивнул. Михалыч при этом покачнулся на стуле и чуть не упал.

– Да держи же ты его! – раздраженно прикрикнула Ангелина. – Теперь о порядке. Вот ты! Ты, Черепанов! Я всех своих учеников помню, и тебя помню, учился ты плохо, ленив был, но особенной подлости я в тебе не замечала. А теперь ты кем стал? Я тебе скажу: кукухом. Да-да, кукухом. Подбросил – и бежать.

– Наше дело не рожать… – пробормотал Славик.

– Чтобы я больше не слышала этой чепухи! – оборвала его женщина. – Ты Галине детеныша подбросил, и трава не расти! И другим будешь так же подбрасывать! У-у, живучая ваша порода, кукушачья! Ничем не вытравишь!

Она подняла сжатые в кулаки руки, потрясла ими.

– Да я… – промямлил Славик, – я и не думал… Чего вы…

– Все вы такие! Все вы не думаете! Пока вас самих не трахнут да не оставят с неподъемным грузом!

– Да как это «трахнут»? – удивился Славик. – Я же…

– Найдутся охотники, – усмехнулась в ответ Ангелина. – Уж не сомневайся. Ну и скажи мне, Черепанов, хорошо бы тебе было в таком случае? В глаза мне смотри! В глаза!

Славик снова почувствовал себя пятиклассником. Мучительно покраснев, он промычал:

– Н-нет.

– То-то же! – кивнула учительница. – Потому что непорядок, когда ответственность за вину не падает на виновного. Непорядок, когда виноваты трое или даже целый класс, а наказаны все, кроме одного. – Она посмотрела на кулем сидящего на стуле Михалыча и уточнила: – Кроме двоих. Ладно, посмотрим…

– Ангелина Яковлевна! – проникновенно сказал Славик, прижимая руку к сердцу. – Чего вы хотите? Чтобы они, – он мотнул головой, – меня в тюрьму посадили? За изнасилование?

– Дурак, – вздохнула ясновидящая. – Перед тобой выбор. Ну, насколько я понимаю, жениться ты не хочешь…

– Нет! – в ужасе крикнул Славик.

– Я так и думала, – произнесла Ангелина. – Не могу настаивать… Следовательно, выбор перед тобой следующий. Либо ты будешь по-человечески работать и материально помогать Галине. До совершеннолетия ребенка. Которого ты признаешь своим и с которым… не знаю, хоть в футбол ваш дурацкий гоняй раз в неделю. Ну, конечно, если Галину кто-нибудь замуж возьмет, ты свободен… Да, работу найти я тебе помогу. Но уж и следить стану! Либо…

– Что «либо»? – тусклым голосом спросил Славик.

Попал, стучало в голове. Попал, попал, попал! До совершеннолетия… Это сколько – шестнадцать? Восемнадцать? Или сейчас в четырнадцать паспорт дают? Блин, все равно полжизни…

– Либо я и тебя, и твоего знакомого прокляну.

– А вдруг я… – начал было он.

– Даже не думай, – резко сказала Ангелина. – Ты меня ни сейчас не обманешь, ни после. Сейчас скажешь «да» – я увижу, если соврешь. И проклятие вступит в силу. Завтра придешь ко мне, помогу с работой, но помни: коли врать начнешь – пеняй на себя, Черепанов. Проклятие будет висеть над тобой и придет в действие немедленно.