Дэвид Дархэм - Кровавое заклятие

— Мэна, это было ужасно! Я все видела. Я заметила того человека еще до того, как он напал. Он шел сквозь толпу. Я подумала: какой он красивый. Вроде бы это Гурнал, но выглядит гораздо моложе. Или мне кажется? Надо же, никогда прежде не замечала, что он такой симпатичный… Так я думала… а потом он достал нож. Как он пронес нож на банкет? Если бы я закричала тогда, в самый первый момент… Но я не поняла… Я ничего не понимаю!

Мэна снова стиснула ее руки и притянула сестру поближе. Она догадывалась, что лучше ничего не отвечать на такое заявление — и просто промолчать. Роли сестер теперь поменялись, Мэна снова подумала о своем сне и внезапно осознала, что девушка на скалах вовсе не странная незнакомка, а Коринн. Как такое могло получиться? Мэна стояла рядом с родной сестрой и не узнала ее. Бессмыслица! Впрочем, сны на то и сны, в них редко присутствует логика. Мэна выкинула из головы глупые мысли. Сейчас самое важное — успокоить Коринн. Проблема в том, что Мэна не хотела ей лгать. Она поискала правильные слова и верный тон и, наконец, проговорила:

— Я думаю, все будет в порядке. Если отец…

— Заткнись! — рявкнула Коринн. Ее глаза расширились, в них пылала ярость. — Отец не умрет. Не вздумай желать ему смерти! Не смей говорить, что это может случиться!

Ошеломленная, Мэна замолчала. Она все сказала неправильно…

— Я… я вовсе не имела в виду… ничего такого… Я хочу, чтобы отец поправился. Мне страшно, и… и…

На миг Мэне показалось, что Коринн ударит ее, но та вдруг шагнула вперед и обвила сестру руками. Впервые со времен злополучного банкета Мэна почувствовала, что ей хорошо. На душе было тревожно и грустно, но по крайней мере Мэна понимала, что она не одна. Они с сестрой делили печаль и страх. Сегодня Мэна и Коринн были близки и понимали друг друга, как никогда прежде.

Глава 16

Издалека птица напоминала голубя. Собственно, голубь и был ее отдаленным предком. Однако при ближайшем рассмотрении выяснилось, что птица имеет с ним лишь отдаленное сходство. Размером с молодого морского орла, она обладала крепкими крыльями, острым клювом и великолепным зрением хищника. На лапах птицы были надеты кожаные чехлы, похожие на миниатюрные печатки. Каждый «палец» заканчивался стальным шипом, и птиц обучали использовать их по назначению. К лапе крепился небольшой футляр, куда клали свернутые записки. По старой традиции этих почтовых птиц по-прежнему называли голубями, хотя они были гораздо сильнее, выносливее и могли постоять за себя при встрече с другим крылатым хищником. Если требовалось передать важную и срочную депешу в кратчайшие сроки, лучшего посланца было не сыскать. Именно такой голубь и отправился в путь в ту ночь, когда Тасрен Мейн ранил короля Леодана.

Птица слетела с руки хозяина и поднялась в ночное небо, сражаясь с холодным морским ветром. Крылатый силуэт помаячил в каскадах снежных хлопьев, все уменьшаясь в размерах, и, наконец, пропал из виду. Мир вокруг был сумрачен и сер, но где-то над континентом, за Алесией, небеса уже светлели. Птица летела сквозь мрак, взмахивая сильными крыльями и скользя на воздушных потоках.

На рассвете она добралась до прибрежной деревушки неподалеку от Аоса. Здесь человек отвязал футляр и, не вынимая послания, прикрепил его к другой птице. Эта полетела в Ошению, паря над лесами и равнинами. На другой день она уже пересекла ущелье Градтика и за час до заката солнца прибыла в Катгерген.

В этот раз послание извлекли из футляра. Человек пронес его по холодным коридорам цитадели и остановился возле покоев, которые занимали Маэндер Мейн и его свита.

Маэндер проснулся, когда его окликнули. Человек оставался по ту сторону двери, прося прощения за беспокойство и утверждая, что дело не терпит отлагательств. Маэндер выбрался из теплой постели, где вперемешку лежали подушки, меховые одеяла и обнаженные женские тела. Его постель была просто частью обитого войлоком пола. Пол подогревался снизу горячим паром, который шел от кипящего озера под Катгергеном и разносился по всей цитадели посредством сложной системы труб и воздуховодов. Из-под одеял выглядывали где женская рука, где бедро с гладкой бледной кожей, где прядь льняных волос. Пять, шесть или даже семь женщин. В такой мешанине трудно сказать наверняка. Если Маэндер звал любовниц, то сразу много, и ему нравилось, когда женщины похожи друг на друга.

От холода кожа покрылась приятными мурашками. Он любил резкие перепады, когда одна крайность сменяет другую. От жары к холоду. От наслаждения к боли. От любовных утех — к войне.

Приоткрыв дверь, Маэндер взял письмо и вернулся в комнату. Сон как рукой сняло. Подойдя к окну, он прочитал записку — раз, другой, третий. Письмо было коротким, но именно этих новостей он ждал всю жизнь. Сердце заколотилось с удвоенной скоростью, словно каждым ударом отсчитывая бесчисленные дни, проведенные в ожидании.

— Благодарю вас, предки, — произнес он. — Слава тебе, брат. Тебя будут помнить. Ты обретешь славу, которой так желал.

Среди мехов и подушек зашевелились женщины. Кто-то громко зевнул. Кто-то перекатился с боку на бок. Одна откинула одеяло, выставив на обозрение голое бедро. Маэндер ощутил нарастающее возбуждение. Он подумал, как чудесно было бы вернуться в постель, разбудить женщин, окунуться в их мягкое тепло, взять их одну за другой, разделяя с любовницами свое ликование. Однако плотские забавы придется отложить. Пришедшее донесение извещало о начале грандиозных перемен. Время для радости настанет потом — как и время для слез. Он еще оплачет брата — не сейчас, позже.

Маэндер вышел в соседнюю комнату. Сегодня он развлечется другим способом. И лучше бы сделать все побыстрее.

Едва войдя в свою комнату, Риалус Нептос увидел Маэндера, вольготно развалившегося на собственном диване наместника. К этому времени Маэндер уже успел переделать множество дел. Он отправил в полет еще одну птицу — невзирая на сильный ветер, дующий с севера. Вдобавок послал гонца на север, наказав тому как следует защититься от непогоды. Солдаты собственного отряда Маэндера распределились по крепости, передвигаясь поодиночке или парами, чтобы привлекать поменьше внимания. Конюхи приготовили его лошадей и сани к отъезду. Маэндеру оставалось лишь переговорить с наместником — и все дела в Катгергене будут завершены.

Риалус вошел, бормоча что-то себе под нос и ежась от холода. Увидев мейнца, он остановился — так резко, что чашка в его руках дернулась, и дымящаяся жидкость выплеснулась на пол.

— Маэндер? Что привело тебя сюда в столь ранний час?

Маэндер скорчил обиженную мину.