Наталия Андреева - Когда падают листья...

Но это как-нибудь потом.

А сейчас он будет спать и никакой бред ему больше грозить не будет.

Вот так.

К вечеру его снова потревожили.

Заморив лошадей, примчались акиремские послы, и Богдан не посмел их не принять, хотя ему и совсем не хотелось этого. Хотелось ему совсем другого: передушить всех к дъяболовой бабушке, а оставалось лишь в бессильной ярости сжимать кулаки.

На лестнице раздались шаги и чьи-то встревоженные голоса с резкими нотками. Их обладатели зачастую переходили почти на крик. А шаги все приближались.

— Господин посол, я понимаю Ваши цели, но мастер еще не оправился от ранений. — Дар узнал голос Богдана.

— Войдыт в мой положэниэ, — чеканил второй голос акцентом. — Я есть прыказ кназя. Я должен выполнит его.

— Ваш "прыказ" не стоит жизни моего воина. — спокойно ответил Богдан.

— Жизн один воин не стоит жизнь целой страна? — шаги остановились. — Начнется война, господин Богдан. Вы ли это не знат.

Дарен нехотя открыл глаза: пытаться спать дальше было бессмысленно, особенно, когда над тобой зависло три человека, пристально разглядывая. Богдан извинился взглядом, но отошел в сторону, по привычке сложив руки на груди.

— Господин Дарэн? — осведомился один из оставшихся.

— Да.

— Я пришел говорит с Вами.

— Могу я узнать, кто Вы? — холодно полюбопытствовал Дарен.

— Посол его святейшества князя Акиремы. Мы прийти по поводу убийства нашего воина.

— Его убила наша диверсантка. Она мертва. — войник снова прикрыл глаза.

— Я приносить свои извинения, но мы быть вынуждены применить к Вам меры.

— Какие еще меры? — недовольно буркнул Дарен, открывая глаза.

— Я повторяю извинения, но чаровник его святейшества получил прыказ добыть эти сведений из вашей голова.

Богдан наклонил голову, опасно сузив глаза:

— Вы с ума сошли? Это вне закона!

— Эти меры вне закона Заросии. Но в закона Акиремы. — дернул подбородком посол.

— Я запрещаю.

— Будэт война! — сверкнул глазами тот. — Как вы это нэ понимат?

Войник вздохнул. Он помнил, как чаровник, что был с Карстером, пытался сварить ему мозги. Дару тогда просто повезло, что он не знал тех сведений, которые тот пытался добыть.

— Хорошо. — его тихий голос прорезал напряженную тишину.

— Спятил?! — прошипел Богдан. — Я тебя, щенка, не для того из лап Моарты вытаскивал, чтобы ты тут с этими акиремцами кончился!

— Наставник, мы поговорим на эту тему позже. — войник, понимая, что серьезного разговора, как и влезания в голову, не избежать, заранее смирился и являл из себя само спокойствие. — Господин посол, можете начинать.

— Нам нужны Ваши глаза, господин Дарэн.

— Зачем?

— Чтобы уменьшить неприятные ощущения от процедуры, — чаровник говорил на заросском намного лучше, чем господин посол.

Дар даже действительно открыл глаза, чтобы на него поглядеть. Чаровник выступил из тени, подойдя ближе к его кровати. Неестественно белые волосы спускались по плечам, черты лица мужчины были резкими и отталкивающими. В его водянистых, ничего не выражающих глазах отражалось пламя зажженного факела. Но они были холодны, как и весь его облик. И только странный мягкий чарующий голос…

— Господин Дарен, приготовьтесь. Будет немного больно.

И он приковал его взглядом. Сначала Дар даже ничего не почувствовал, лишь слышал настороженное шипение кошки из-за угла. Зоря чувствовала присутствие чужеродной силы, и ей эта сила категорически не нравилась: кошачья сущность брала вверх.

А потом пришла боль. Не такая, как тогда, несколько дней назад, но все же боль. Если бы не переломанные пальцы, Дарен бы намертво вцепился в кровать. Он попытался отвести взгляд, но ничего не вышло. А чаровник вдруг резко наклонился к нему ближе и, сжав тонкими костлявыми пальцами его плечи, придавил к кровати. Наконец, перед глазами ослепленного войника стали пролетать события, которые так нужны были Акиреме. И Карстер, и его сообщник, и мертвая Марта на грязном полу…

Все закончилось так же внезапно, как и началось. Чаровник резко отнял руки от Дарена и осел на пол, тяжело дыша, на его лбу крупными каплями выступила испарина. Дар лишь глубоко вздохнул и прикрыл глаза: для него все чародейство обернулось лишь неприятным покалыванием в висках, чаровнику же, судя по всему, пришлось намного хуже. За всякую волшбу надо платить. Чаровнику оставалось еще прожить года четыре, на самый край — пять, а потом он, наконец, освободится от всего этого раз и навсегда. От этого понимания этого на душе у него становилось пусть и не тепло — огонь задушил лед — но хотя бы светло. И чаровник был готов уже стерпеть любые боли и лишения, лишь бы жизнь его в этом гадюшнике закончилась.

Когда тот отдышался, из горла сами собой вылетели слова:

— Как Вы себя… чувствуете, господин… Дарен?

Дар с предельной осторожностью оскалился, стараясь не тревожить раны на лице:

— Думаю, лучше, чем Вы.

В ответ тот лишь криво усмехнулся,

— Благодарю за сотрудничество, господин Дарен. — акиремец медленно поднялся на ноги, держась руками за край кровати войника, и обратился к Богдану: — могу я остаться здесь до завтра?

Посол больше не произносил ни слова.

— Ну, нет уж! — рявкнул Богдан, свирепея. — Вы у меня и так уже в заднице сидите, господа!

— Не сочтите за грубость, — устало сказал чаровник, — но так далеко нам при всем желании не залезть.

Воцарилась напряженная тишина. Чаровник и Богдан сверлили друг друга взглядами: свирепым и устало-насмешливым. Положение спасла Йена, влетевшая в лазарет с криком:

— Что ж вы делаете, а? Волшбу они тут творят! А люди-то, людей-то не жалко, а, господин посол?

— Мое право есть исполнят мой долг перед моей Родина, — гордо ответил он.

— А, ну понятно. О людях подумать: глупость сказала, — почти прошипела Йена и обратилась к чаровнику: — как Ваше имя?

— Зовите меня Шоном.

— Хорошо. Шон, Вы можете остаться у меня, если пожелаете, но только из-за Вашего состояния. А Вы, господин посол и господин кварт-велитель, извольте покинуть мой лазарет, — она гневно сверкнула глазами.

— Мне надо поговорить с Дареном.

— Потом поговоришь, от тебя не убудет, — проворчала Йена, поворачиваясь к Богдану спиной и отводя повисшего на ней чаровника к ближайшей койке.

— Нет уж. Я и так три дня ждал.

И Дарену все-таки пришлось выслушать целую лекцию о том, какой он недоумок и кусок идиота. Богдан разве что не трогал его, хотя ему очень хотелось собственноручно выпороть бывшего ученика. Ткнуть, так сказать, в собственную лужу, как нагадившего щенка.