Крышталев Владимир - Возвращение чудес

Только что же теперь делать?

Осушив слезы, Анастасия позвала служанку.

- Милая Инесса, - сказала королева, когда перепуганная женщина вошла в ее покои. - Король обо всем знает.

- Господи! - вырвалось у служанки.

Она, несомненно, слышала кое-что из местами бурного разговора, поэтому успела приготовиться к худшему. И все же на смуглом лице Инессы читался ужас. Добрая служанка сопереживала своей госпоже буквально во всем.

- Случилось что-то невероятное, - Анастасия ничуть не кривила душой, она до сих пор не понимала, каким образом во дворце могли зародиться странные слухи. - Теперь везде болтают о вещах, которые я никому не говорила. Никому, кроме тебя.

- О, моя госпожа!… - охнув, Инесса прикрыла рот рукой. - Я… я не посмела бы…

Королева непонимающе посмотрела на свою служанку, потом догадалась:

- Что ты! Я ни в чем тебя не виню! Успокойся.

Эта фраза была к месту, поскольку Инесса уже начала всхлипывать.

- Я знаю о твоей верности, - продолжила Анастасия мягко, - и прежде стала бы сомневаться в себе, чем в тебе. Нет, здесь что-то другое. Никто во дворце не знает о Жераре, а болтают только о том, что у меня может быть ребенок. Но… прибежал король, накричал на меня, и я ему все выложила. Понимаешь?

Инесса кивнула. В глазах женщины стояли слезы, однако теперь это были слезы страха за свою госпожу.

- Как же… Что же… - бормотала она, не в силах выразить свои вопросы.

- Это еще не всё. Король решил воспользоваться случаем и объявить о том, что у нас будет наследник. Он простит мне всё, если только я соглашусь и дальше хранить наши с Жераром отношения в тайне.

- Как? - озадаченно переспросила служанка. В ее глазах читалось недоверие.

- Именно так, - подтвердила королева. - Все должны и дальше думать, что это наш с Виктором ребенок.

Инесса в первый раз за последние несколько дней улыбнулась:

- Так его величество вас простили? Всё будет хорошо?

Королева покачала головой:

- Не знаю. Но подумай о Жераре! Ему угрожает опасность. Его король точно не простил. А, кроме того, Жерар ни о чем еще не знает, но может догадаться. И Виктор это понимает, наверное, еще лучше, чем я. Мы должны его предупредить! Немедленно! Иначе станет слишком поздно.

В последнем Анастасия не сомневалась. Нынешний монарх всегда всё делал быстро.

- Что от меня требуется, моя госпожа? - спросила Инесса, посерьезнев.

Это был трудный вопрос. Как можно связаться с любимым, если они всегда обходились заранее оговоренными встречами? Последнее обуславливалось простыми соображениями безопасности: чем меньше слуг знало об их общении, тем меньше было шансов, что кто-либо проговорится. Что ж, вот все эти меры предосторожности оказались бессмысленными…

Тут в голову Анастасии пришла великолепная идея.

- Ты просто пойдешь к нему домой и скажешь, что принесла весть от короля. Перед Виктором я все равно ничего не смогу скрыть, если это ему понадобится, а посторонние не удивятся, даже если узнают тебя в лицо. Скажи, что весть не предназначается для чужих ушей. Жерар поймет. Когда вы останетесь наедине, скажи, что… я рассказала все Виктору. Скажи, что… - королева сглотнула, - что у нас с Виктором будет ребенок, и я так обрадовалась из-за этого, что не смогла умолчать о своей измене законному супругу. Пусть… пусть думает, что я обманывала его тоже.

- Вы действительно хотите, чтобы он в это поверил? - удивилась Инесса, заглядывая в лицо своей госпоже.

По щеке Анастасии прокатилась слезинка.

- Не хочу. Но… так будет лучше. Иди.

Пребывая в расстроенных чувствах, люди часто воспринимают мир совсем иначе, нежели обычно. Результаты такого восприятия потом еще долго могут сказываться. Особенно это касается случаев, когда находящегося в подобном состоянии человека вдруг охватывают некие благородные порывы, пламенные желания воплотить в жизнь гениальную идею, или что-то в том же духе.

Королева почему-то твердо решила, что, получив от нее предупреждение, Жерар поспешит обезопасить свою жизнь. Однако начальник королевской рыцарской гвардии воспринял новость не так, как представлялось Анастасии.

Во-первых, он был поражен. Собственно, в их ночных разговорах никогда не звучало, что он - единственный для нее, но ведь это подразумевалось. А если она спит и с королем, то, может, есть еще кто-нибудь третий? Четвертый? Жерар чувствовал себя оплеванным.

Во-вторых, спасать свою жизнь в ущерб чести не пристало настоящему мужчине, тем более начальнику гвардии. Просто так взять и сбежать? - Нет! Это мог бы сделать подлый разбойник, ночной вор, расчетливый купчишка, - но не дворянин, давший клятву верности. Что скажут люди, если следующим утром дом начальника гвардии опустеет, а король объявит награду за голову первейшего из своих рыцарей, словно тот - какой-нибудь преступник? Позор всему семейству де Льен!

Поэтому Жерар не стал собирать вещи. Напротив, он немедля явился к королю, взял на себя всю вину за обольщение царственной супруги и вручил свою ничтожную судьбу в руки могущественного сеньора.

Виктору это оказалось весьма кстати.

8 глава.

За год моего пребывания на Фриде я практически не путешествовал. Если отбросить чисто ознакомительное посещение ближайшей ярмарки (после которого я три дня страдал мигренью), то все мои похождения ограничивались десятком-другим километров. Эта цифра просто смешна в сравнении с теми сотнями парсеков, которые я шутя наматывал во время жизни в цивилизованном мире.

Но дело даже не в расстояниях. Самый обычный землянин, не выходящий из своего уютного дома, ежесекундно смещается относительно центра нашей галактики на добрые три сотни километров. Только это едва ли можно назвать путешествием. Или вообще сколько-нибудь значимым для упомянутого человека фактом. По мне (да и, наверное, по вам) прогулка в парке принесет куда больше впечатлений. И потому отбросим сопоставления. Достаточно будет сказать, что в течение последнего года я вел очень спокойный образ жизни.

Всё когда-нибудь меняется. Из немыслимой дали времен до нас дошли слова забытого философа: "Прожив свою жизнь до конца, ты увидишь рождение нового мира". Думаю, на самом деле древний просто хотел сказать, что даже за период обычной человеческой жизни мир изменяется до неузнаваемости, - однако философов, сентенции которых всем понятны, быстро увольняют. Такая уж у них работа - говорить туманно и многозначительно.

Я снова отвлекся.

Всё меняется. Долго устанавливавшийся порядок рухнул в одно мгновение. Мне больше не быть деревенским знахарем-затворником. Даже Клод, пожалуй, едва ли знает, что там произойдёт дальше, но пока ясно одно. Я отправился странствовать.