Антон Соя - Собачья королева

«Это сигнал. Сейчас они разорвут её», — думает Иван. Он с силой зажмуривает глаза и закрывает руками уши, не в силах смотреть, как сотни собак будут рвать на клочки и пожирать его родную тётку. Ту, про которую он никогда не знал и так ничего и не узнал. Ту, чей страшный завораживающий образ навеки перекочевал в его сны. Ту, что убила его мать и пыталась выдать себя за неё. Он не видит и не слышит убийства, но воображаемая картина, чавканье, скулёж и хруст разгрызаемых костей кажутся не менее страшными.

«Собаке — собачья смерть» — крутится в голове Ивана неуместная фраза из далёкого детства. «Хорошо, что мама меня не слышит, — думает он и тут же спохватывается, — какая мама?» Он опять подумал о Чернушке, как о маме.

— Открой глаза, Ваня! — слышит он тут же в голове мамин голос.

Иван послушно приоткрывает глаза, в страхе ожидая застать разгар собачьего пира, увидеть, как огромный клубок, в который превратилась свора, катается по двору, рыча и скуля, вырывая друг у друга из пастей что-то, что ещё недавно надеялось на счастливую жизнь… Но опасения оказываются напрасны — во дворе почти ничего не изменилось. Всё так же белеет одинокая, с перекошенным ужасом лицом, статуя посреди собачьего моря. Только вот взгляд ведьмы теперь направлен туда же, куда и горящие взгляды собачьего сброда, — за левый угол дома. Туда, где раскинулся невидимый яблоневый сад и откуда сейчас идёт волна холодного синего огня, раздвигая собою плотные слои собачьего моря. Иван видит, как шерсть у всех собак во дворе одновременно встаёт дыбом. Виной тому источник синего холодного огня, появившийся из-за угла дома и двигающийся в сторону ведьмы. Иван чувствует, как зашевелились волосы у него на затылке. И есть от чего. Собаки тихо, едва слышно скулят и раболепно расступаются перед огромным, превосходящим свой прижизненный размер вдвое, Лордом Генри. Да, это он. Сомнений нет. Иван сразу узнаёт своего первого друга, хотя сейчас силуэт мастифа сияет синим пламенем, глаза горят, как два прожектора, а клыки в оскаленной пасти сверкают, как острые клинки. Плавно, гордо, величаво, с надменной грацией большого хищника Лорд Генри, неумолимо приближаясь к ведьме, степенно вышагивает в коридоре, образованном поджавшими хвосты собаками. Широкий коридор залит синим светом, идущим от глаз мастифа до самых ворот. Иван заворожённо и восхищённо наблюдает за новым поворотом трагического действа. Почти добравшись до жертвы, мастиф неожиданно останавливается и, повернув лобастую голову к крыльцу, склоняет её в поклоне перед своей Королевой. Чернушка кланяется в ответ. Иван тоже склоняет голову. Тут ведьма, словно копившая всё это время силы, резко разворачивается и сломя голову бросается к воротам. Одним движением сдвинув тяжёлую щеколду, затравленная женщина выскакивает на улицу и с бешеной скоростью устремляется в сторону шоссе. За ней следом в два прыжка выскакивает полыхающий ненавистью Лорд Генри. А уже за ним, очнувшись от оцепенения и оглушительно лая, выбегают со двора остальные собаки.

Через полминуты всё стихает. Воцаряется ночная тишина, изредка прерываемая отдалённым гавканьем. Собаки исчезли, как предутренний сон. Если бы не вытоптанный газон, следы на земле да поваленные садовые стулья, ничего бы и не напоминало об их недавнем нашествии. От женщины, только что стоявшей во дворе, тоже ничего не осталось, кроме дурной памяти. Остался, правда, в проёме кухонного окна зацепившийся за гвоздик халат, так ведь он ей не принадлежал. Халат — ворованный, как и вся её недолгая жизнь.

— Она не вернётся? — спрашивает Иван.

— Никогда, — отвечает голос в его голове.

— А Лорд Генри?

Голос в голове молчит. Иван с Чернушкой так и стоят на крыльце. Собака напряжённо всматривается вдаль сквозь кусты и заборы, как будто видит там что-то очень интересное.

— Они догнали её? — не унимается Иван.

— Смотри, — говорит мамин голос.

И так же, как только что в его голове звучал голос, теперь там появляется картинка. По тёмной дороге, идущей возле старого кладбища, бежит, задыхаясь от страха, голая ведьма. С двух сторон от неё скачут собаки, не давая ей никуда свернуть. Чуть поодаль за ведьмой летит, едва касаясь земли и пылая синим пламенем, грозный Лорд Генри. Иван видит, что собаки и Лорд легко могут догнать ведьму, но не делают этого. У них другая цель. Иван знает, куда ведёт эта дорога. К речке. К её узкой извилистой части с быстрым, как время, течением и дном, поросшим цепкими водорослями. Место там неглубокое, но гиблое и топлое. Вот теперь и ведьма узнает вкус оредежской водички. Собаки со своим огненным главарём останавливаются, как вкопанные, на крутом берегу, а ведьма, проломившись через кусты, летит вниз головой в тёмные воды Оредежа, тут же попадая в крепкие объятия водорослей. Чем отчаяннее она пытается выбраться из них, тем сильнее запутывается. Собаки, склонив морды, стоят над рекой и расходятся по своим дворам, только когда на воде перестают лопаться последние пузыри над замершим в глубине телом. Никто из них не заметил, как растворился в ночи огненный силуэт Лорда Генри. Быстрое течение отбирает у водорослей бездыханное тело и несёт его всё дальше и дальше, от омута к омуту. Картинка гаснет.

На порог, с трудом переставляя ноги, выходит папа Дима. У него неуверенная похмельная походка человека, проспавшего пять дней после тяжёлого отравления. На опухшем лице следы от грязных собачьих лап, на запястьях кровоподтёки от верёвки. Он молча падает на колени и ползёт на них, пока не оказывается перед Иваном и Чернушкой. Судорожно обнимает их, крепкими руками притянув к себе Чернушку и ноги едва устоявшего мальчика. Фредди деликатно отходит в сторонку. Плечи папы Димы сотрясают рыдания.

— Простите меня! Простите меня! Простите меня!

Ничего больше он сказать не может. Собака слизывает с его лица горькие горячие слёзы. Королевы больше нет. Чернушка — снова добрая лохматая дворняжка. Иван чувствует, что тоже плачет. Плачет о пропавшей матери, о внезапно закончившемся детстве, о потерянной невинности, о страшном сне, который наконец-то закончился.

— Ну хватит плакать, мужички! Погоревали и будет. Что было, того не воротишь, а нам с вами нужно дальше жить. Будем Ваньку поднимать да в люди выводить! Да, папа Дима?

— Конечно, Аннушка.

Иван понимает, что папа Дима тоже слышит Чернушку.

— Тогда собираемся в дорогу. Берём только самое нужное. Дома приберём, когда вернёмся. Окна раскрытыми оставим, пусть ведьмин дух выветривается. А мы пока в Питер прокатимся, визы вам сделаем да в Швейцарию слетаем. Нужно там в одном старом деле разобраться. Ваня, а ты не забудь крестик соорудить и под дальней яблонькой поставить. Не плачьте, мальчики, мы снова вместе! Фредди, верный дружок, иди скорее к нам!