Анастасия Воскресенская - Волчье отродье

Белый пес рванулся вперед. А навстречу ему, выскальзывая из ставшей ненужной одежды, устремился серый. Мохнатые тела столкнулись в воздухе, лязгнули челюсти. И вот уже два зверя покатились пестрым клубком, стремясь вцепиться друг другу в горло.

Виктор, придерживая безжизненно повисшую правую руку, стоял на коленях перед лежащим без сознания на окровавленном и истоптанном снегу Никитой.

Двое «мангустов» пытались как-то помочь Марату, но тот истекал кровью — рана оказалась слишком высоко, чтобы можно было наложить жгут. Еще двое бойцов получили серьезные ранения, остальные отделались легкими царапинами.

Все эти страшные последствия были на совести вожака стаи оборотней. Это он, получив от Никиты полновесный заряд серебра, незамедлительно развернулся и бросился на снайпера. Картечь даже не затормозила его стремительных движений. Через мгновение Никита упал на землю с поврежденным позвоночником — Арчи обрушился на него всем весом.

Виктор ударил оборотня ножом, но тот молниеносно увернулся и сомкнул страшные зубы на предплечье, прикрытом бронещитком и кевларовой защитой. Щиток разлетелся вдребезги, но кевлар не смог прокусить даже Королевский оборотень. Тогда он просто сжал челюсти, дробя лучевые кости.

Виктор заорал и ударил тварь здоровой рукой в висок, потом попытался разжать стальную хватку. Арчи продолжал вгрызаться в свою жертву, подвергая кевларовую защиту серьезному испытанию.

К месту сражения подоспели остальные «мангусты», к тому времени расправившиеся с большей частью низших оборотней. Раздались выстрелы, и Арчи, получив критическое количество серебряной картечи, наконец прекратил терзать руку Виктора, совершил гигантский прыжок и мгновенно скрылся в темноте леса.

Шестеро «мангустов» по приказу командира бросились за ним: догнать и добить раненого монстра.

Виктор опустился на колени перед Никитой.

Правая рука потеряла всякую чувствительность и только мешала. Не думая о последствиях, командир «мангустов» засунул бесполезную теперь конечность за ремень разгрузки. Кто-то прижал к его шее инъектор с противошоковым средством.

Снайпер лежал неподвижно, кожа побледнела, пульс был редким и слабым, изо рта текла струйка крови.

— Тут что-то серьезное, — бросил Виктор. — Что с другими?

— Марат мертв, Виктор Николаевич, — тихо произнес Стас, поднимаясь с земли, перемешанной со снегом и кровью. Его ботинки утопали в этой чудовищной каше, оставляя глубоко вдавленные следы.

Кононов выругался сквозь зубы. Надо было вытаскивать раненых, но как? Делать носилки? И куда, черт подери, в этой неразберихе задевался пацан?

Виктор поднялся на ноги и огляделся по сторонам. В первое мгновение он решил, что от болевого шока у него начались галлюцинации. Но рядом присвистнул Стас, высматривающий подходящие жерди для носилок, и стало ясно: ему не мерещится.

На залитой кровью поляне лежали тела. Нагие человеческие тела, а не собачьи трупы. Мужчины и женщины лежали на пропитанном кровью снегу, израненные, простреленные серебряной картечью, покрытые следами собачьих укусов. На лицах застыло одно и то же выражение — бешеная звериная ярость. Чуть в стороне лежал подросток, совсем еще мальчик, со светлыми, почти белыми волосами. Над его телом, задрав морду к луне, глухо выл серый пес.

Виктор ошарашенно потряс головой.

— Ну, ребята, если нас тут бы кто увидел — влепили бы по десятке каждому, не меньше. А то и вышку дали бы. Так, ноги в руки, трое со мной, попробуем поймать эту тварь, двое — ищите пацана, надеюсь, он жив и где-то рядом. Остальные — быстро делайте носилки. Стас, звони, вызывай транспорт. И в больничку тоже звони. Пусть реанимацию готовят.

Анна, спотыкаясь, пробиралась по темному парку. Как она еще не свалилась в какую-нибудь яму и не переломала себе ноги — неизвестно. Она не захватила с собой ни фонарика, ни теплой одежды. Внезапно начавшийся буран застиг ее врасплох. Шапочку она где-то потеряла, снег запорошил растрепавшиеся волосы, лицо заледенело, руки тоже. Ноги безнадежно промокли.

Ее вело какое-то шестое чувство, не иначе. Потому что краткое описание дороги, выданное ей Татьяной, никуда не годилось.

В чаще леса слышались выстрелы, собачий лай, голоса людей. Анна всхлипнула, вытерла нос рукавом и поспешила дальше, не тратя время на то, чтобы выбрать дорогу поудобнее. В одном месте она, ослепленная метелью, провалилась по колено в ложбину, заполненную осенней водой, и теперь мокрыми были не только ботинки, но и джинсы.

Неважно.

Наконец девушке посчастливилось выбраться на небольшую поляну. Выкрики и стрельба стали отчетливее, до места сбора оборотней оставалось недалеко. Буран стихал. Луна то исчезала, то появлялась в разрывах быстро бегущих облаков, бросая на землю пятна призрачного света.

Анна смахнула с лица снег и попыталась понять, где находится. Судя по звукам, следовало свернуть направо. Еще хорошо бы не попасть под дружеский огонь. Хотя уже непонятно, кто тут друзья, а кто враги.

Среди деревьев раздался шорох, на поляну вылетел огромный серый волк, запорошенный снегом и залитый кровью, текущей из многочисленных ран.

Заметив девушку, он застыл как вкопанный, мрачно глядя на нее и тяжело дыша. Даже его невероятная колдовская сила подходила к концу — серебро, сидящее в теле, жгло и причиняло неимоверную боль.

— Арчи! — неуверенно позвала Анна.

Краткий миг трансформации, как всегда, незаметной для глаз. Только что на поляне стоял волк, и вот уже с колен поднимается высокий обнаженный мужчина. Клыки втягивались в рот, укорачиваясь, единственный глаз продолжал гореть желто-зеленым светом. Белеющее в свете луны могучее тело исполосовано кровавыми следами, стынущими на морозе.

— Анна…

Он шагнул было к ней, но девушка отпрянула и прижалась спиной к большой березе.

— Что ты наделал? Что они сделали с тобой?

Арчи потряс головой, словно отгоняя чей-то навязчивый шепот. Шепот полной луны Лилит. С того времени, как он очнулся в морге, с ним что-то произошло. Что-то совсем плохое. Человеческая сущность умерла, остался лишь некто, полностью подвластный пульсирующему зову полуночного светила, зову извечной ярости, безжалостному и древнему. Как жжет волчью плоть серебро, яростно проникающее в кровь, упорно не желающее смешаться с ней, древней, поглощающей все.

Женщина. Человеческая женщина. Враг. Пища.

Если бы можно было не слышать этого мерного биения луны в своей голове. Его незрячий глаз обращен в темноту, ту изначальную Тьму, в которой спят древние демоны, ожидая своего часа. Там ждут его Мать и Отец.