Ольга Григорьева - Найдена

Я вздохнула. Князю было совестно показаться, и он послал посадника. Значит, решил уехать…

Коснятин влез на возвышение.

– Князь думает над предложением Астрид, – сообщил он. – Когда он примет решение, то созовет вече. А пока ступайте по домам…

– По домам?! – ехидно возразил ему звонкий молодой голос. – Князь решит сам? А если он решит уехать? Что будет тогда с нами, а, Коснятин? Ярослав уйдет за море, ты подашься вместе с ним, а куда деваться нам, с нашими домами посевами и скотиной?

– Да, Коснятин, скажи, что будет с нами? Или нынче Ярослав решает только свою судьбу?

– Может, он забыл, что он новгородский князь? Может, он предал нас?

Коснятин выпрямился. Его рука легла на рукоять меча.

– Князь ничего не забыл! – гневно выкрикнул он. – И вам не стыдно кричать о нем такое?! Не он ли снял с вас тяжелые подати Киева? Не он ли помог тебе, Боригор, когда три твои ладьи затонули у острова Варни? Не он ли дал тебе, Шелот, дом и денег, когда твое хозяйство пожрал пожар? И не вам ли, честные купцы Новгорода, он позволил беспошлинно возить товары по Мутной аж до самой переправы в Смоленске?

– Да, это верно, – подтвердили незнакомые голоса. – Ярослав думал о нас…

– Он радел о вас, а вы?! – Этот крик раздался сзади.

Я обернулась. За спиной, в толпе, стоял Лютич. Живой и невредимый… Как же так?! Я думала, что Коснятин… Или посадник только сделал вид, будто хочет защитить меня, а сам поехал к кузнецу разузнавать о польском короле? Наверное, так и было…

– Вам ли, новгородцы, не думать о своем князе? – продолжал Шрамоносец. – Когда-то его отец, Владимир, тоже уходил от вас за море, и никто не называл его предателем. Вы просто ждали его возвращения…

Я поняла: «Шрамоносец желает ухода князя. Привел для этого дружину. Но зачем ему спасать Ярослава? Чтоб Святополк стал князем всей Руси и Горясеру ничего не грозило в предстоящей схватке? Может, Лютич уже приглядел для себя или для дружка-наемника место посадника в Новгороде? То-то он так расспрашивал о Горясере… Где тот, что делает…»

– Да, тогда Владимир ушел и вернулся втрое сильнее, – зашумели в толпе. – Кузнец прав…

Рядом со мной плюгавый мужичок сдернул шапку и задумчиво почесал лоб.

– Правда его, – неожиданно признал он. – А чего нам бояться? Любому князю нужны и гончары, и кожемяки… Простому люду все одно – работай да работай…

Это меня доконало. Мой Старик тоже полагал, что достаточно лишь честно делать свою работу, но Святополк погубил его. Вся Русь – согнулась под кровавой дланью Окаянного князя! Остались лишь новгородцы. А теперь и они безропотно отдавали свои судьбы князю-убийце! Или они не расслышали, что на Русь пришел поляк? Неужели они так спокойно подставят шеи иноземцу и его окаянному зятьку?

Я оттолкнула плечом здоровенного детину в красном зипуне и полезла, вперед.

– Вы!..

Мой выкрик не услышали, только плюгавый сосед испуганно икнул.

Нужно пробираться на возвышение, к Коснятину…

Чьи-то руки цепляли меня за одежду, сзади звучали возмущенные голоса, но я упрямо протискивалась к помосту. Вот и край.

– Руку! – задрав голову, выкрикнула я и столкнулась с непонимающим взглядом Коснятина. – Дай руку!

Он неуклюже протянул мне ладонь. Я вцепилась в его пальцы, оттолкнулась обеими ногами от земли и животом упала на помост. Коснятин подтянул меня и помог подняться. Я отряхнула одежду и поглядела на толпу. Люди толкались, махали руками и спорили. Они даже не заметили моего появления, но я скажу им правду!

Я оттолкнула руки Коснятина вдохнула и начала:

– Ой да черный ворон над землей кружит,Ой, Морена-Мара людям ворожит:«Пусть заплачет дева над милым дружком,Пусть окрутит рощи ведьминым кружком!»

– Найдена! – перебил Коснятин.

Я поймала его изумленный взгляд и закрыла глаза. Посадник не сумеет мне помешать. Никто не сумеет.

– А под Киевом не река течет,А под Киевом кровь бежит ручьем,Брата брат убил, руки в речке мыл,Брата брат сгубил, в воду кровь пролил.Окаянный князь размахнул крыла,Под его стопой полегла трава, ""Но ночами страшно убийце спать,Короля-поляка он начал звать.И пришел чужак, нам посевы мнет,В терему Владимира он живет,И не дремлет вор, собирает татьВолколаков-навий чужую рать!Новгородских тропок он не ходил,Новгородских девок он не губил:В Новом Городе, в светлом терему,Ярослав-соколик в своем дому, —Словно солнышка да ночная мгла,Убоялся враг да его крыла.Только сокол наш за море глядит,Только сокол наш да вот-вот взлетит,А как сокол с Новгорода уйдет,Черный ворон в нем да гнездо совьет.Потечет по Мутной кровавый пот,А сапог полячий заткнет нам рот!Кто свободою все хвалился-жил —Будет спину гнуть из последних жил,Кто князьям велел над собою быть —Будет нынче ворону пух стелить!И соколик с татем не вступит в бой,Успокоится с молодой женой,С молодой женой на чужой земле…Ты поплачь, дружок, по себе да мне…

Я замолчала и открыла глаза. На площади стояла тишина. И все глядели на меня. Даже Коснятин.

– Что же нам делать? – неожиданно тихо и покорно спросил он.

Меня затрясло. Песня сложилась сразу, сама собой, и я еще не отошла от раздирающего душу отчаяния.

– Что же делать? – повторил еще кто-то, а затем по толпе, словно по траве под ветром, побежало: – Что нам делать? Что делать?

Я сжала кулаки. Эти люди! Сотня, нет, тысяча людей, среди которых и убеленные сединами старейшины, и мудрые кожемяки, и именитые купцы, и молчаливые могучие кузнецы, – все они спрашивали у меня, безродной и бездомной, что им делать?!

– Ломать ладьи князя! – звонко выкрикнула я. – Не пускать его за море! Пусть сражается с Окаянным! Наш князь должен постоять за нас! Кто, если не он?!

– Он! – одним вздохом откликнулась толпа.

– Не пускать князя за море! – выкрикнул Коснятин. Его глаза загорелись странными злобными огоньками. Рука посадника скользнула к поясу и выдернула меч. Блеск оружия взбудоражил толпу.

– Вперед! – словно в бою, закричал посадник и соскочил с помоста.

Толпа свилась жгутом и потекла за ним. Замелькали поднятые над головами топоры и вилы.

– Круши ладьи! Не пускать князя! – завыла сотня голосов.

– Стойте! – Я узнала голос Лютича. Кузнец грудью сдерживал напирающую толпу. Его руки были вскинуты вверх, а шрам вздулся багровой змеей. – Стойте, люди! Вы сошли с ума!

Его не слушали. Первым на варяга налетел высокий парень с колом в руке. Кол врезался в плечо кузнеца.