Юрий Козловский - Код Золотой книги

Но это ничуть не мешало нашему общению. За двадцать пять лет, что прошли со дня нашего знакомства, это была наша шестая встреча, и у нас было достаточно других тем для разговоров. Сейчас я не мог насмотреться на эту лучшую в мире женщину. Годы почти не изменили ее, Катя оставалась такой же юной, как и в день нашего знакомства. Не знаю, насколько постарел я, но, конечно, прошедшие четверть века внутренне сильно изменили меня, и на многие вещи я смотрел совсем другими глазами.

На многие, но только не на наши с Катей отношения. Мое чувство к ней осталось прежним и даже усилилось. Конечно, в разлуке с ней я не монашествовал – это было бы просто смешно и противоестественно для здорового мужчины. Но ни одна из женщин не смогла заменить мне Катю. С каждым годом я все отчетливее понимал, что Катя – это главное, что есть в моей жизни. Каждый раз, расставаясь с ней, я с затаенным ужасом думал: а что, если это была наша последняя встреча? Уже на второй день после очередного расставания я начинал тосковать, причем с каждым месяцем эта тоска, вместо того чтобы утихнуть за год-другой, наоборот, все усиливалась.

И однажды мне пришла в голову здравая мысль: а почему мы не можем быть постоянно вместе? Почему Катю нельзя ввести в нашу группу? Что случится, если группа из пятерки превратится в шестерку? Что это изменит? (Мысль о том, чтобы заменить Катей кого-то из своих ребят, даже не приходила мне в голову.) При первой же встрече я задал этот вопрос командиру. Я знал его теплое отношение к Кате и ожидал если не согласия, то хотя бы человеческого участия. Но нарвался на холодную отповедь.

– Даже и не думай об этом! – резко ответил он.

– Но почему? – Вопрос был слишком важен для меня, чтобы я сдался так просто.

– Нельзя и все! – отрезал командир, но в глубине его глаз я заметил затаенную горечь.

– Это не ответ! – Я не собирался отставать от него.

– Да, не ответ! Но это одно из правил Службы! А правилам Службы ты обязан подчиняться до самой смерти! Не забыл? – Он немного помолчал, будто вспоминая о чем-то, и добавил, слегка смягчив тон: – Слушай, я тебя не понимаю – тебе дико повезло, ты нашел себе подругу из своих. Редкая удача, ведь женщин у нас так мало! Чего ты еще хочешь? Ты что, жениться решил? Или своего счастья не понимаешь? Ну, представь, что вы двадцать пять лет прожили бы вместе! Изо дня в день видеть одно и то же лицо! Бр-р! Да вы давно надоели бы друг другу и разбежались в разные стороны!

Он еще что-то говорил, но я уже не слушал, убедившись, что все мои попытки пробить его толстую кожу обречены на неудачу.

С Катей я до сих пор ни разу не заговаривал на эту тему. Почему-то мне казалось, стоит начать – и я спугну что-то невидимое, но очень важное, что возникло между нами. Но за время нашей последней разлуки, затянувшейся на пять лет, я твердо решил: надо все менять! Я согласен, что моя жизнь без остатка принадлежит Службе, которой я обязан всем, но свои личные дела я хотел бы решать сам.

И вот я шел рядом с ней и не мог налюбоваться на лицо, которое все эти годы снилось мне чуть ли не каждую ночь. И наконец решился. Оглянувшись по сторонам, будто нас мог кто-то услышать, я спросил, словно неопытный мальчишка едва сдерживая внутреннюю дрожь:

– Катя, скажи, ты ни разу не задумывалась, во что должны вылиться наши отношения? – Спросил и сам сразу понял, что сморозил какую-то глупость.

Она остановилась, внимательно посмотрела на меня, но не произнесла ни слова, ожидая продолжения.

– Я имею в виду… как бы лучше сказать… в общем, ты хотела бы быть со мной всегда? Ну, постоянно, как это делают все нормальные люди, которые любят друг друга?

Я не ожидал, что мои слова вызовут такую реакцию. Катя отшатнулась от меня, прижалась лицом к стволу огромного дуба, около которого мы стояли, и плечи ее затряслись от беззвучных рыданий.

– Что с тобой? – Я чуть ли не силой оторвал ее от дерева и стал целовать мокрое от слез лицо. – Что случилось, Катя?

– Какой же ты тугодум! – произнесла она, преодолев рыдания, но все еще всхлипывая.

– Почему? – удивился я. Наверное, мне никогда не понять женскую логику.

– Он еще спрашивает! Сколько лет тебе понадобилось, чтобы задать этот вопрос? И сколько еще пройдет, пока ты созреешь до следующего? – Катя прижалась ко мне, как только что прижималась к дубу.

– Так, значит, ты не против? – спросил я, обняв ее за плечи.

Но Катя неожиданно отстранилась от меня, заглянула мне в глаза своими колдовскими зелеными глазами и удивленно спросила:

– Ты на самом деле ни о чем не догадываешься?

– О чем? – Я ничего не понимал.

– Господи! Ну что же с тобой делать? И правда тугодум! – снова поддела меня Катя. – Конечно же, о нас! Сам ведь только что спросил, почему мы не можем быть все время вместе!

– Катя, хватит говорить загадками! – возмутился я. – Или объясни, или оставим этот разговор.

Я отвернулся от нее, сделав вид, что серьезно надулся.

– Ладно, прости. – Она печально улыбнулась. – Я забыла, что у вас все немножко по-другому…

– Где это – у вас? – снова не понял я.

– Знаешь что, – предложила Катя, – чтобы до тебя быстрее дошло, давай прогуляемся за территорию. Только не спрашивай зачем.

– Давай! – согласился я, и мы отправились в обход озера к границе территории Центра.

Я давно перестал воспринимать существование Центра как чудо. Таких чудес в Службе было достаточно. Но вместо того чтобы дать им научное объяснение, командир предложил просто принимать их на веру. Это физика двадцать пятого века или, наоборот, далекого прошлого, объяснил он, и чтобы въехать в нее, нам не хватит всей нашей долгой жизни. Не обижайтесь, говорил он, но это примерно то же самое, что обучать папуаса из джунглей квантовой механике. Центр, по его словам, представлял собой какую-то временную складку, созданную специалистами Службы по древним, так сказать, технологиям. Этакий чертовски сложный конгломерат переплетенного пространства и времени, в котором могут одновременно находиться, не встречаясь друг с другом, сотни сотрудников Службы. Где один и тот же объем могут занимать несколько разных помещений, обитатели которых не будут даже подозревать об этом. Вроде того, что если одно из помещений хотя бы на несколько секунд опережает во времени другое, они не существуют друг для друга.

Центр выстроен рядом с нашим миром, не пересекаясь с ним. А формула проникновения… Это тоже очень сложно и в то же время просто. В начале было слово… Вы представить не можете, какую силу может иметь произнесенное Слово… Предки понимали его силу и даже упомянули про это в Священном Писании.

Граница была совершенно невидима. Но никто не может преодолеть ее снаружи, не зная формулы перехода – выученных наизусть нескольких слов на древнем языке. Без этого непосвященный мог сколько угодно бродить по одичавшему парку и развалинам старого генеральского дворца, не подозревая о том, что это же пространство занято территорией Центра.