Оксана Панкеева - О пользе проклятий

— Она и сейчас хочет. Просто стесняется.

— Пусть приходит. Я хочу ее увидеть, мне нужно с ней поговорить… объяснить… но ты же видишь… — Мистралиец беспомощно развел руками.

— Хорошо, я ей скажу. — Элмар внимательно посмотрел на Кантора и добавил: — Но если ты ее еще чем-нибудь обидишь, я тебе точно мозги вышибу.

Кантор улыбнулся:

— Только если, как в прошлый раз, нападешь сзади и без предупреждения. А то я увернусь, и у тебя будут серьезные проблемы.

Его высочество густо покраснел, будучи уличен в недостойном и неподобающем, и проворчал:

— Так уж и будут…

— Вполне. Без оружия я и с такими справлялся. Главное, не подставиться, а в остальном мы вполне можем потягаться. Я тебе как-нибудь покажу, ты поймешь.

— Да? — сразу заинтересовался Элмар. — А в чем дело? В технике?

— И в технике тоже. Может, встретимся, когда у меня будет свободное время. Тебе понравится. Ты все еще интересуешься боевыми приемами? Или совсем воинское дело забросил?

— Как это можно забросить! — разгорелись глаза героя. — Ты представляешь себе, во что я превращусь, если заброшу тренировки?

— Не очень, — засмеялся Кантор. — Но я понял, что ты имеешь в виду.

— Тогда до встречи.

Они снова обменялись рукопожатием, Элмар направился к выходу. Уже у двери он остановился и обернулся.

— А насчет фанги, так, между нами, воинами… — сказал он. — Бросай это гиблое дело, пока не поздно. А то представляешь, во что ты превратишься? И очень скоро.

— У меня это не всерьез, — опустил глаза Кантор. Не хватало, чтобы ему еще здесь морали читали! Как будто нагоняя от командира недостаточно!

— У всех поначалу не всерьез. А потом проходит год-полтора, и вдруг видишь, что ты уже не воин, а мешок с дерьмом, и сам не заметил, как это вышло.

Кантор заинтересованно поднял глаза:

— А у тебя так было?

— За кого ты меня принимаешь? Конечно, не было. Но видел я подобное достаточно.

— Думаешь, я не видел?

— Не знаю. Ты не маленький, чтобы учить тебя жить и читать проповеди. Я сказал, что думаю. Твое дело.

— Спасибо, — устало кивнул Кантор. — Я понимаю.

Утром пришла Стелла, сообщила, что встречи с Кантором с нетерпением ожидает Амарго, что он зол, как голодный дракон, и грозится спустить с Кантора штаны и отходить ремнем. Это радовало. Если бы Амарго грозился сделать что-то более реальное, было бы хуже. А так, возможно, дело ограничится устным разносом и очередным обещанием больше так не делать. Затем доктор посмотрела, как заживает шов на затылке, сменила повязку и напоследок проехалась насчет горячих мистралийских парней, сующих свои органы размножения куда ни попадя, а ей потом приходится возиться с их разбитыми головами, которые совершенно не соображают, что делают, и вообще с трудом верится, что в них есть мозги. Кантор с трудом сдержался, чтобы не ответить. Доктор Кинг была невыносима в общении, особенно с мужчинами, и Кантор часто удивлялся, как Амарго ее терпит. Впрочем, с Амарго она была вежливее, чем с другими.

Почти сразу после этого зашел попрощаться Эспада. Он выглядел каким-то помолодевшим и более задумчивым, чем обычно. Видимо, ночь с нимфой пошла ему на пользу. Фехтовальщик сообщил, что дальше они поедут без Кантора, ждать времени нет, и спросил, что все-таки случилось. Вдаваться в подробности или сочинять что-нибудь веселое у Кантора не было настроения, и он сказал, что упал по пьяни на лестнице. В ответ пришлось выслушать краткую проповедь о вреде алкоголя, поразительно похожую на мысли Элмара о вреде наркотиков.

До обеда Кантор провалялся, размышляя о разных вещах. Во-первых, восстановил в памяти полную картину событий исторической ночи. Во-вторых, прикинул, что сказать Амарго, а что не надо, и решил ничего не говорить вообще, свалив все на провалы в памяти. В-третьих, он опять имел продолжительный спор с вредным внутренним голосом, который самым жестоким и бессовестным образом издевался над его несостоятельностью.

«Ну и что тебе дали пять лет воздержания? — ехидно интересовался голос. — Ничего хорошего. Потерял квалификацию. Совершенно разучился чувствовать женщину. Превратился в обычного тупого самца».

«Неправда, — обижался Кантор. — Просто я был пьян, потому и не почувствовал. А за тупого самца я кому-то и морду могу набить».

«Себе, — посоветовал голос. — Или своему отражению в зеркале. Стыд и позор, отодрал бедную девушку, как хотел, и не удовлетворил ни разу. И что она после этого будет думать о мужчинах? И о сексе вообще?»

«Что это вещь долгая, утомительная и болезненная», — со вздохом согласился Кантор.

«Вот именно, — сказал голос. — И тебе не стыдно? Тоже мне, любовник… Так разочаровать партнершу! Да когда с тобой такое было?»

«Никогда, — опять вздохнул Кантор. — Даже в сопляческом возрасте».

«И что ты намерен делать, — не унимался зловредный голос. — Извиняться? А исправить дело тебе не приходит в голову?»

«Ты что, охренел? — оскорбился Кантор. — Этого еще не хватало. С меня достаточно».

«Что, боишься опять опозориться? — съехидничал голос. — И хочется, а боязно. Надо же, неустрашимый Кантор струсил!»

«Ничего подобного, — возмутился Кантор. — Но не сейчас же. У меня голова болит».

«А может, у тебя еще и месячные? — расхохотался голос. — Голова у него болит, надо же! Как бы там ни было, ты задолжал девушке четыре оргазма. Если не больше».

«Пять, — проворчал Кантор. — Кто ты вообще такой? Какой-то сексуально озабоченный потусторонний голос еще будет мне указывать и считать, что я кому задолжал!»

«Я — это ты, — ответил голос. — Настоящий ты. А ты — это я, только обиженный, озлобленный и разочарованный».

На этом голос успокоился, а Кантор подумал, что у него начинается раздвоение личности, и, наверное, это очень плохо. Самое противное, все началось еще до того, как его стукнули по голове. Неужели правда от фанги? Так ведь не сказать чтобы злоупотреблял…

Потом он вспомнил странный сон. Вернее, не сон, а скорее бред, потому что видел все это, пока лежал без сознания после удара по голове. Как раз в пятницу…

В этот раз Лабиринт имел вид густого южного леса с незнакомыми деревьями и цветами. Водились там яркие птицы, змеи и насекомые устрашающего вида. А еще посреди леса стояла хижина, и на ее пороге сидел старый знакомый, так настойчиво преследовавший Кантора по пятницам.

— Ну, наконец-то, — сказал он, поднимаясь и кланяясь по восточному обычаю. — Я уже думал, что ты сюда никогда не попадешь. Так плохо запоминаешь сны?

— Я бы давно рехнулся, если бы хорошо их помнил, — проворчал Кантор, присаживаясь на траву.