Владимир Брайт - Цвет крови - серый

Вечность — и без того безумная пропасть времени, в течение которого зачастую не происходит ничего примечательного. Поэтому лишить себя изысканного удовольствия настоящей схватки — воистину непозволительная роскошь. Нет поединок должен быть честным. Сначала Этан наберет силу, и только потом на поле битвы сойдутся два самца — отец и сын, чтобы решить, кто из них достоин быть правителем этого мира.

А Фаса...

Она, несомненно, умна, но даже при всем желании ей не понять психологию мужчины-владыки. Мужчины, который всегда и во всем должен стремиться быть первым.

Алт согласился начать войну не потому, что ему нужно было низвергнуть светлые расы, загнав остатки человечества в пещеры и подземелья. Вся эта бредовая теория насчет того, что боги зависят от смертных, не выдерживала серьезной критики. Это была скорее одна из гипотез его жены, нежели что-то серьезное. И он бросил в бой легионы Хаоса лишь для того, чтобы в сумятице войны дать Этану время окрепнуть и встать на ноги. Набраться опыта, которого окажется достаточно, чтобы если и не выравнять шансы противоборствующих сторон, то хотя бы сделать их сравнимыми.

В то время как Фаса плела паутину интриг, играя в свои женские игры, Алт, несмотря на договоренность с женой, не предпринял ровным счетом никаких действий, способных вывести их на след мятежного беглеца. Он давал сыну фору. Право первого, по-настоящему сильного хода. После которого станет ясно, что в бой вступил уже не юноша, а взрослый муж. Не курица, попавшая в лапы мясника, а гордый орел, готовый сразиться за место под солнцем и умереть, как подобает мужчине.

Алт не сомневался, что сын нанесет удар если не прямо сейчас, то в ближайшие несколько дней. До этого было еще рано, а чуть позже станет уже слишком поздно. Противостояние земли и неба вплотную подошло к той роковой черте, после которой даже при желании невозможно будет ничего изменить. Меч палача опустится на шею жертвы, и вместо прекрасного поединка все закончится гротескным фарсом, обычной, ничем не примечательной и, что самое главное, невыносимо банальной и скучной казнью.

Если Этан все еще хочет что-то изменить не только в этой глупой войне, но и в их личном противостоянии, нужно действовать без промедления. Иначе...

У древнего бога имелось средство, чтобы найти и покарать безумца, посмевшего бросить вызов могуществу Хаоса. И если мальчишка не сделает хода — окажется малодушным ничтожеством, не оправдавшим ожиданий отца, — то Алт, не задумываясь, пустит это средство в ход.

Глава 10

Я по-прежнему лежал на земле, широко раскинув руки. Надрывный колокольный звон уже пропал, оставив после себя лишь смутные обрывки воспоминаний о странной девочке и не успевшую до конца оформиться мысль о чем-то важном. О том, что оказалось безвозвратно упущенным из вида в бессмысленной суматохе последних дней и недель.

Высоко над головой, где в заоблачной дали сходятся и расходятся все земные дороги, простирало милосердные объятия бескрайнее небо. Мягкие облака обещали покой и дарили забвение тем, кто устал от жизни, а...

— Стоп! — решительно оборвал я себя, резко вставая на ноги и тем самым выходя из состояния созерцательной отрешенности, которая, словно сладкоголосая сирена, уводила мой разум все дальше и дальше от этой реальности. — Проблемы неба лучше оставить на потом, а сейчас...

Я пораженно замолчал, только сейчас осознав, что на потом оставить ничего не удастся, так как само небо уже являлось частью проблемы. Не самой главной, но тем не менее достаточно веской частью, на которую даже при желании нельзя было закрыть глаза. Потому что само небо и весь окружающий пейзаж были выдержаны в каких-то неживых, тускло-серых тонах. То, что казалось мне сном, воплотилось в реальность. Краски ушли из моего мира навсегда.

«Прогони жабу — и тогда сможешь избавиться от этой гадкой штуковины», — вспомнил я совет маленькой девочки, с которой встретился на тонкой грани, отделяющей сон от реальности.

Взгляд метнулся к руке и наткнулся на обломок стрелы, по-прежнему стиснутый в кулаке. Я разжал побелевшие от напряжения пальцы и к своему немалому удивлению увидел, как орудие убийства, избавившее от мучений умирающего всадника, упало к моим ногам.

— От жабы не избавился, но от «штуковины» благополучно отделался, — задумчиво пробормотал я, переводя взгляд на поле сражения.

И вновь мне пришлось удивиться. Но на этот раз даже больше, чем в случае с потерей цветоощущения. Насколько хватало глаз, до самого горизонта вся видимая поверхность земли была устлана толстым ковром из сломанных стрел. Причем все они были точной копией той, от которой я только что «благополучно избавился».

Сделав осторожный шаг вперед, я чуть было не пропорол ступню об острый обломок. При таком раскладе перемещаться с места на место можно было только по воздуху или в стальных ботфортах. Но так как я был все-таки человеком, а не птицей, к тому же не собирался обрекать себя на ношение громоздкой экипировки тяжеловооруженных рыцарей, оставалось только одно — попытаться договориться, а точнее, как-то поладить с проклятой стрелой.

Я наклонился, взяв в руку первый попавшийся обломок. Мир по-прежнему остался бесцветно-серым, но ковер из миллиардов сломанных стрел исчез. Чем бы или кем бы ни являлась эта загадочная вещь, насквозь пропитанная ядом неведомой древней магии, судя по всему, мне не удастся избавиться от нее. По крайней мере, пока я не прогоню тень мерзкой жабы со стальными глазами — отвратительной твари, сдавившей измученное страданием сердце безжалостными тисками. Печально вздохнув, я положил обломок стрелы в колчан, решив разобраться с этой проблемой позже, и зашагал к нагромождению трупов — страшной бесформенной массе, которая совсем недавно жила и дышала, будучи отрядом людей, отданных под мое начало. Воинами, не по своей воле пришедшими на поле битвы, чтобы бесславно пасть на чужбине под сводом равнодушно-серого неба.

Я шел совершенно открыто, ни от кого не таясь, потому что поле боя подобно землетрясению: только что это было смертельно опасное место, а проходит несколько минут, и все резко меняется. Опасности больше нет, а гигантская волна из сплава боли и насилия перемещается дальше, оставляя после себя лишь бесплодную вымершую пустыню, в которой чувствуют себя вольготно только пожиратели падали.

Лавина тяжеловооруженных конников, вспоровших острием своего клина слабый заслон из нескольких сотен легких лучников, обрушилась на имуров, но, встретив хорошо организованный отпор, не стала упорствовать, а отступила, понеся незначительные потери.

Но скажите на милость, что значат несколько десятков жизней на поле брани, когда каждая из противоборствующих сторон насчитывает около сотни тысяч бойцов? Абсолютно ничего.