Дарья Кузнецова - Я выбираю свободу!

При большой силе и наличии солидного практического опыта целителем я была достаточно посредственным: не хватало системы и фундаментальных познаний. В тех случаях, когда я выезжала на сырой силе, профессионал мог сработать проще и с куда меньшими затратами энергии.

В бесконечно далекие сейчас времена моей юности женщины не часто выбирали для себя стезю мага. Нельзя сказать, что волшебницы порицались обществом или презирались, но они казались… странными. Женщины вполне сознательно предпочитали заниматься другими, чисто женскими вещами. Однако при наличии достаточно сильного дара глупо и опасно не уметь им пользоваться, а уж целительству учили всех девочек при наличии даже мизерного таланта.

Я оказалась обладательницей редкого по силе сдвоенного дара жизни и смерти и должна была стать одной из черных целителей — магов, способных не просто лечить, но буквально возвращать из-за Грани.

Проблема состояла в том, что я не хотела быть целителем, я хотела стать боевым магом и доказать всем и каждому, что могу достигнуть успехов на этой исконно мужской стезе. И со свойственным горячей юности упорством начала развивать только одну грань собственного дара — ту, которая могла приблизить меня к идеалу. Сложную, запутанную, многогранную и опасную магию смерти.

Родители слишком любили своих дочерей и потакали нам во всех глупостях, так что они не возражали против подобного пути. Наверное, полагали, что со временем я наиграюсь и поумнею. Может, так и случилось бы, но мама попалась на клык бешеному кабану, ей не успели помочь, и отец ушел вслед за ней. Если бы мы были маленькими и не могли о себе позаботиться, чувство ответственности, наверное, удержало бы его среди живых, но сестры уже выросли и стали взрослыми семейными женщинами, а я… тоже считала себя взрослой, сильной и самостоятельной волшебницей. Правда, на практике оказалась отчаянной трусихой, потому что сбежала при первом же вызове моей самостоятельности.

Потом я оказалась рядом с Иром и другими. Они воспринимали меня забавной девчонкой и чем-то вроде бестолковой младшей сестры, опекали и заботились, и почему-то эта опека не раздражала. Я с отчаянным восторгом загорелась их идеями и их борьбой, и с новым энтузиазмом вернулась к прерванным занятиям, постигая все изменения в магической науке, произошедшие за время моего отсутствия, а их было много. Вернее, я тогда только считала, что отлично поняла, во имя чего и с чем они борются.

Именно друзья тогда заронили в мою душу зерно сомнения: расточительно не пользоваться талантами, которыми тебя одарили боги. И, пожалуй, именно те зерна рассудительности потом принесли плоды… разума? Во всяком случае, именно тогда и именно с этого началось мое взросление. Не физиологическое созревание, а становление полноценной взрослой личности на месте того, что раньше было избалованной упрямой девчонкой.

Правда, заняться целительством всерьез — так, как это нужно делать, начав с азов и вернувшись на ученическую скамью — я собралась только недавно, меньше года назад. Но тогда, по крайней мере, я наладила контакт с собственным даром, научилась им пользоваться. И это здорово помогло потом, когда началась война. Мужчины были увлечены своими идеалами и своими поисками единомышленников, и я — вместе с ними. К тому времени я уже и в самом деле начала понимать, что именно они хотели изменить и что имели в виду под словом «свобода».

Стыдно вспомнить, но я встретила тогда начало войны с энтузиазмом. Старалась не показать собственного предвкушения и восторга от возможности наконец-то продемонстрировать, чего я стою, но — радовалась. И хорошо, что получилось все это скрыть: боюсь, друзья во мне здорово разочаровались бы. Потому что практика показала, что стою я очень немногого, а понимаю — и того меньше.

Настоящая война и настоящие смерти оказались совсем не такими, какими я их представляла. В них не было ничего торжественно-возвышенного и красивого. Страшно, больно и очень грязно — вот из чего война складывалась на самом деле. Настоящий героизм чаще всего заканчивался смертью, а за настоящие подвиги часто некого было награждать.

Страх… царил везде. Впитывался под кожу и тенью следовал за мной, разбиваясь на оттенки разных, но одинаково выматывающих страхов. Сначала появился страх смерти, потом, с очень быстрым в таких условиях взрослением, страх за чужую жизнь. За друзей, за приятелей, за совсем посторонних живых существ: тех, которые стояли рядом, на линии фронта, и тех, кто остался позади, кого нам надлежало защищать. Страшно слышать сухие цифры отчетов о погибших и считать, скольких из них ты видела еще вчера. Страшно гадать, вернешься ты завтра или нет, вернется друг — или навсегда исчезнет. Страшно находить мертвые тела. Страшно не успевать прийти на помощь. Страшно видеть, что с некоторыми разумными существами, казавшимися совсем недавно такими хорошими, умными, сильными, делает страх смерти.

Я повзрослела стремительно, за считаные недели первых боев. Не раз и не два жалела о своем глупом побеге тогда, в юности, но — уже молча. Я научилась, сцепив зубы, делать то, что должна, через «страшно» и «больше не могу». Война длилась долго, почти тридцать лет; пусть с переменным успехом, с продолжительными затишьями и попытками переговоров. Но, по сути, бои не стихали ни на минуту, просто превращались в локальные стычки, прощупывание противника, а порой срывались во внезапное стремительное наступление, проламывающее линию фронта.

Не знаю, как вчерашняя избалованная девчонка сумела выжить во время войны, и уж тем более не знаю, как умудрилась сохранить себя. Наверное, за это стоило благодарить Ира. Он стал моей отдушиной, моим нечаянным счастьем, моей украденной у смерти любовью. Я уже не помню, в какой момент наша дружба переросла во что-то значительно большее, но долгое время именно это чувство помогало выживать.

Наши боги не случайно изображаются парами. Сложно нести такой груз, как вечная жизнь, в одиночестве, и еще сложнее — когда на этом пути помогают случайные попутчики. Тяжело, когда кто-то, ставший родным, вдруг уходит, отдаляется, исчезает из твоей вечности, оставляя тебя в одиночестве. Считается, что наши души тоже рождаются парами, и именно равновесие двух душ позволяет эльфам жить очень долго, почти вечно. А если посчастливится встретить вот такую свою половинку, тогда можно узнать истинную любовь. Но за все приходится платить, и один из такой пары, уходя, обычно увлекает за собой другого. Говорят, это происходит, даже если живут они в разных концах мира и никогда не встречались; проверить подобное, правда, пока никому не удалось.