Беглецы - Дарья Котова
Эзариэль ушел в пустыню, где воздвиг город Шарэт, испросив покровительства Забытых Богов. Под влиянием жестокой стихии последователи Эзариэля изменились и телом, и душой: кожа их стала смуглой, глаза и волосы потемнели до цвета каштана, а черты лица закалили песчаные бури. Так появились пустынные эльфы.
Териал привел своих последователей в Проклятый лес. Тот принял своих блудных детей, но цена возвращения дома была высока: слившись разумом и телом с лесом, эльфы сроднились с ним настолько, что даже внешность их претерпела серьезные изменения. Кожа их побледнела, волосы стали черными, а из тела теперь росли ветви и листья. Многие из эльфов стали друидами, пойдя еще дальше по тропе слияния с лесом. Неудивительно, что скоро их стали звать лесными эльфами.
Мириэль увела своих последователей на северо-запад, к подножью Северного Хребта. Там ее и ее эльфов настигло страшное проклятие. Лисэн, несмотря ни на что, выиграл войну и полностью уничтожил некромантов. Обратившись за помощью к Ордену Света, он создал прочный союз людей и эльфов. Вера в Свет возродила в сердцах жителей Рассветного Леса надежду. Магия смерти была повержена, а эльфы настолько прониклись своей верой, что Свет проник в их души, навеки одаряя своим сиянием их и их потомков. Это повлияло на подданных Лисэна: волосы и глаза их посветлели, помыслы очистились, а души стали самым прекрасным творением мира. Светлые эльфы прославились своей стойкостью тела и уязвимостью души. Поговаривали, что они настолько трепетны, что жизненные невзгоды могли истончить их душу вплоть до смерти, но враги Рассветного Леса знали, что нет более сильных и стойких воинов, чем светлые эльфы — они не боялись пыток и смерти, их путь освещал Свет, дарующий надежду.
Но то простые эльфы, а вот их король Лисэн Леранэ жил не только сияющим Светом и верой в лучшее. Он помнил о предательстве сестры, посмевшей поклониться Тьме — извечной противнице эльфов. И в жажде мести он проклял Мириэль, обрушив на нее и ее последователей страшные муки. Величайшее по силе проклятие легло на души ушедших эльфов. Оно исказило их облик: кожа стала черной, словно уголь, волосы побелели, словно у мертвецов, а глаза заполонила багровая бездна. Души их наполнила злоба и ненависть, а свет солнца причинял неимоверную боль. Скрываясь от нее, Мириэль с последователями ушла в подземные тоннели предгорий Северного Хребта. Там сестра Лисэна воздвигла город, в котором темные эльфы нашли свой новый дом.
Так, в 2000 году от Великого Нашествия произошел Раскол. Четыре ветви эльфов стали чужими друг другу. Королевства не общались между собой, не имели торговых и политических связей. Шарэт располагался слишком далеко от Рассветного Леса, а лесные и темные эльфы были слишком закрытыми народами, чтобы общаться хоть с кем-нибудь. Тысячелетия прошли с тех пор, как случился Раскол, и эльфы стали совершенно чужими друг другу. Неприятие между давно умершими принцами и принцессой передалось их последователем и их детям. Не было страшнее оскорбления для любого из эльфов, чем заподозрить его в дружбе и родстве с другой ветвью.
* * *
— Почему ты не любишь эльфов? — поинтересовался ближе к вечеру Ларон. Настроение у них с Барстом поднялось — над степям прошелся небольшой дождик, который наконец утолил жажду путников. Вечером они даже рискнули разжечь маленький костерок и пожарить на нем серо-бурого рябого зайца, которого метким ударом убил Ларон — случайность, подарившая им вкусный ужин. Хотя Барст продолжал ворчать о жареном кабане — сказывался тот факт, что они трое суток питались одним подножным кормом. Здоровое тело орка не переносило ягоды, грибы и прочую мелочь, считая ее лишь легким перекусом. Заяц тоже не порадовал Барста, но хотя бы сделал менее мрачным.
— Почему не люблю эльфов? — переспросил орк, туша костерок. — А что мне вас любить? Вы ж не бабы наши!
Он расхохотался, и Ларону пришлось терпеливо ждать, когда у него закончиться этот приступ несвоевременного веселья.
— Высокомерные вы, все нос задираете, — неожиданно разумно ответил Барст. — Кичитесь своим превосходство, а сами? Дурки вы, вот.
Ларон серьезно задумался, размышляя о том, в каком свете предстает поведение бессмертных перед смертным. То, что для эльфов миг, для орков — целая жизнь. Мысли об этом постепенно привели его к воспоминаниям о доме. Он посмотрел на север, где за землями фейри простирался Рассветный Лес. Тоска заполонила его сердце, и только оклик Барста привел Ларона в чувство.
— Остроухий, что задумался?
— По-моему, мы договаривались, что количество твоих оскорблений не будет превышать разумной нормы, — напомнил Ларон хоть и мягко, но с холодком. Барст очень точно уловил смысл его слов и недовольно промолчал.
— Я тебе два раза должен. Жизнь. Один вернул. Второй верну — и проваливай, — произнес наконец орк. Эльф послушно кивнул, едва сдерживая улыбку. Хрупкий мир был восстановлен.
Ночь прошла спокойно, если не считать жуткого холода, который опускался на степь, как только в небе поднималась луна. Именно на ее тонкий серп смотрел Ларон, когда послушно нес караул. В степях требовалось усилить бдительность, так что даже Барст не стал спорить насчет ночных дежурств. Сам он сейчас храпел, но намного тише, словно понимал, что не стоит шуметь.
Для Ларона ночь была прекрасным временем для размышлений, вот только сами они были полны горечи. Он старался не вспоминать, что только пару лет назад смотрел на то же самое небо совсем из другого места — из своего дома. Столько времени он заботился о поместье своей любимой и единственной, столько времени охранял покой родного края. Всю свою жизнь он провел там, в Рассветном Лесу. А теперь сидит на холодной сухой земле и старательно вслушивается в тишину, пытаясь уловить шум приближающихся кочевников. В животе урчит от постоянного чувства голода, от которого не спасает даже скудный ужин, а голова раскалывается после целого дня пути под палящим солнцем. От самого осознания, насколько кардинально изменилась его жизнь, Ларону становилось плохо. Сердце изнывало от тоски, но хуже всего было то, что он прекрасно понимал: он сам виноват в том, что оказался здесь. Это было его наказание, и лишь об одном он жалел: что вместе с ним опале подверглась и его семья. Они не должны были пострадать… Во всем виноват лишь он один…
