Первый урок Шоломанчи - Наоми Новик
– Вылитый Арджуна.
Моя прабабушка сидела в тени. Мне очень хотелось заглянуть в фонтан и поймать радугу, но меня подвели к старушке, и она, улыбнувшись, накрыла мои мокрые руки своими ладонями. Я тоже улыбнулась ей, и ее лицо изменилось и словно обмякло, а глаза затянула белая пелена, и она начала говорить что-то на маратхи, которого я почти совсем не знала, потому что только раз в неделю общалась на нем с учителем. Поэтому я ничего не поняла, но все вокруг начали ахать, спорить и плакать, и маме пришлось отвести меня в сторонку, подальше, и заслонить своим телом и голосом от общей паники, которой сменилось радушие.
Бабушка поспешно проводила нас в дом, в маленькую прохладную тихую комнату, попросила маму оставаться там, бросила на меня исполненный муки взгляд и вышла. Больше я ее не видела. Кто-то принес нам ужин, и я, забыв про свой смутный страх, захотела пойти к фонтану, но мама убаюкала меня колыбельной. Мой дедушка был в числе людей, которые явились за мной той ночью, в темноте. Я знаю, о чем гласит пророчество, поскольку он перевел его для мамы и повторил раз десять, надеясь ее убедить. Он не знал маму и не понимал, что она никогда не согласится выбрать из двух зол меньшее. Она отвезла свое большее зло домой, растила его, любила, защищала изо всех сил… и вот я здесь – и готова в любой момент ступить на предсказанный путь.
Я могла бы потратить на эти размышления не один час, но неотложные дела напомнили о себе. Я заставила себя встать и начала превращать новый кристалл в проводник – для этого было нужно собрать ману, спев ему множество длинных прочувствованных песен об открытых дверях, текущих реках и так далее. Приходилось постоянно сосредотачиваться на том, чтобы протолкнуть в него тоненькую ниточку маны и вытянуть ее с другой стороны. Когда горло у меня разболелось так, что продолжать стало невозможно, я отложила проводник, взяла один из опустевших кристаллов и принялась наполнять его заново. Ни приседать, ни прыгать я не могла, поскольку рана на животе еще болела, и вместо этого взялась за вязание.
Словами не передать, как я ненавижу вязать. Я бы охотно сделала тысячу отжиманий вместо одного ряда петель. Я заставила себя научиться, потому что это очень удобно: все, что нужно – взять с собой крошечный, почти невесомый крючок. Стандартные школьные одеяла сделаны из шерсти, которую можно распустить и связать обратно: больше никаких материалов не требуется. Но вяжу я ужасно. В процессе я забываю, где нахожусь, сколько петель уже набрала и что вообще пытаюсь сделать… Отличный способ дойти до состояния кипящей ярости, после того как в девятый раз распускаешь последнюю сотню петель. Но в результате я все-таки собрала приличное количество маны.
Почти час мана вытекала из кристалла, прежде чем наконец неохотно начала в нем собираться. К тому времени я от гнева уже скрипела зубами; к тому же меня не покидала тревога: я что, уже начала проникаться злом? Да, я испугалась, что перейду на темную сторону, если слишком увлекусь вязанием. Глупо, но вероятно. Но нужно было продолжать и хотя бы закрыть дно – иначе назавтра кристалл почти наверняка пришлось бы разрабатывать заново. И каждое из опустевших хранилищ предстояло наполнить таким образом. Я должна была решить, стоит ли вкладывать усилия в их спасение или лучше махнуть рукой на убытки и просто наполнять те, что остались. Я не могла оставить опустевшие кристаллы напоследок; если так сделать – они умрут и их вообще будет невозможно наполнить вновь.
И я все время думала, что могу попросить Ориона о помощи. Правда, если он начнет регулярно делиться силой со мной, рано или поздно остальные ньюйоркцы возмутятся. Что логично. Ориону придется брать у них взаймы. Именно общий запас силы и позволяет ему (в отличие от меня и других неудачников) расхаживать по школе и спасать людей, вместо того чтобы волноваться, хватит ли маны на сегодня. И за это придется заплатить.
Конечно, я сама могла бы вписаться к ньюйоркцам. После того как Орион бегал по столовой, демонстративно геройствуя ради меня, после выходных, когда все уверились, что мы нежничаем в библиотеке, Магнус, Хлоя и остальные, возможно, обрадовались бы, наконец договорившись со мной. И сегодня это было еще логичнее, чем вчера.
И понятно, что я не собиралась этого делать. Я собиралась провести весь следующий месяц, покрывая одеяло очаровательным, выжигающим душу узором из листьев и цветочков. И если я не остерегусь и дам волю ярости, то уничтожу свою душу в буквальном смысле. Надеюсь, за это мне дадут хоть какие-то бонусы.
Позвонили к отбою, но я продолжала работать. Днем я выспалась и могла себе позволить засидеться допоздна. Еще через час я наконец прервалась и отложила крючок – вообще-то мне хотелось зашвырнуть его в темноту, но если бы я это сделала, он бы никогда не вернулся. Поэтому я просто скрипнула зубами и осторожно пристегнула крючок к крышке сундука изнутри. А потом вознаградила себя, сев на кровати со своим главным сокровищем – книгой, которую нашла в отделе санскрита.
Когда я ее схватила, то не сомневалась: это что-то необыкновенное, но, доставая книгу из рюкзака, мысленно укрепилась духом. Вся моя жизнь складывается таким образом, что книга просто обязана была превратиться в обыкновенный сборник рецептов. А может быть, страницы у нее слиплись, или их поели черви. Но темно-зеленая обложка ручной работы оказалась в прекрасном состоянии. Ее украшали замысловатые золотые узоры – даже на ленте, которая загибалась, защищая внешние края страниц. Я положила книгу на колени и медленно открыла ее. Первую страницу – точнее, последнюю, поскольку книга была переплетена справа налево, – покрывало что-то похожее на арабские письмена, и сердце у меня забилось чаще.
Много самых старых и могущественных заклинаний на санскрите, оригиналы которых давным-давно утрачены, берутся из списков, сделанных багдадским анклавом тысячу лет назад. Эта книга не казалась тысячелетней, но кто знает… Книги заклинаний исчезают с полок даже в анклавах – в отсутствие хорошего каталога и опытного библиотекаря. Не знаю, куда они деваются – в пустоту, царящую за пределами наших