Последний выпуск - Наоми Новик
Ребята начали толпами выбегать из зала. Остались только глупые новички, которые бродили по залу и издавали идиотские восклицания: «Ух ты!», «Смотри, гнездышко!», «Какая красота!». Этих жизнерадостных придурков очень хотелось придушить.
Я бы и сама убежала, но ноги у меня вихлялись, как у новорожденного олененка, поэтому я просто рыдала, сидя на одном из живописных камней, пока Орион не подбежал ко мне с вопросом:
– Эль, Эль, что случилось, что такое?
Я энергично замахала рукой, и он посмотрел вокруг – всего лишь в легком замешательстве.
– Я не понял, ты отремонтировала зал? И чего ты плачешь? Мне пришлось бросить кватрию, чтобы сюда прийти! – добавил Орион с легким упреком в голосе.
И тут я опомнилась. Отдышавшись, я спокойно, сквозь сопли и слезы, произнесла:
– Лейк, я только что спасла твою жизнь. Опять.
– Да ладно! Я вполне могу справиться с кватрией! – огрызнулся он.
– А со мной – нет, – резко сказала я, с трудом поднялась и вышла из зала, гонимая чистой яростью. По крайней мере, она дала мне сил убраться подальше от лживой иллюзии.
Я ковыляла по коридору, вытирая сопливый нос подолом футболки – футболки Ориона, нью-йоркской футболки, которую он подарил мне и которую я по глупости сегодня надела, словно в знак декларации намерений; может быть, поэтому шанхайцы на меня напали. Они боялись того, что́ Нью-Йорк мог с моей помощью сделать с их анклавом, с их родными – и небезосновательно боялись. Моя сила не знала преград.
Вокруг все плакали, сгрудившись кучками. Я миновала лабиринт коридоров и устремилась к семинарской аудитории, где могла побыть одна, не считая злыдней – впрочем, прямо сейчас я была бы рада нападению. Я прошагала по узкому коридору, вошла в класс, закрыла дверь и опустила голову на уродливую массивную парту, и снизу сквозь вентиляцию донесся тихий вздох осеннего ветра, и я проплакала целых два часа, и никто не попытался меня убить.
Глава 6
Зачарованная краска и смертоносное пламя
Никто меня больше не беспокоил, только осторожно обходили бочком, как бомбу, которая могла неожиданно рвануть. Легкие порывы свежего ветра, приносившие запах сухой листвы и первого морозца, время от времени доносились из вентиляции, словно напоминая, каким же застоявшимся воздухом мы дышим в школе. До моего уютного кабинета в библиотеке эти запахи доносились довольно часто. Младшеклассники дышали полной грудью, а я едва сдерживала тошноту. Я видела, как ребята порой разражались слезами в столовой, если ветерок дул им в лицо. И каждый раз все косились в мою сторону, а потом торопливо отводили взгляд.
Шанхайцы держались от меня подальше – и ньюйоркцы тоже. Месяц назад ребята хоть немного, но общались со мной – например, просили поменяться книгами, передать склянку в лаборатории, одолжить молоток в мастерской. Мне это не нравилось, поскольку я прекрасно понимала причину: меня считали важной персоной, к которой стоит подлизаться. Но теперь я не слышала просьб – а если что-нибудь просила сама, например семена подорожника, сразу несколько человек вскакивали и наперегонки бросались за тем, что было нужно, нередко что-нибудь опрокидывая и разливая. После этого все дружно хватались за уборку, не переставая извиняться и нести чушь.
Я неоднократно повторяла: «Я не кусаюсь» – но говорила это, кипя от гнева; возможно, окружающие решили, что укус – сущие пустяки в сравнении с карой, которую я на них обрушу. И, разумеется, они верили мне на слово. Я уже совершила нечто поистине ужасное – сделала Шоломанче еще хуже. Пять с плюсом за эффект. Даже новичков это затронуло: за последние две недели в спортзале погибли трое. Своим младшеклассникам я ясно дала понять, что не следует туда соваться, но остальные, у которых не было хорошего советчика, продолжали под разными предлогами ходить в спортзал и играть в увлекательные игры типа «убеги от внезапного злыдня, или тебя сожрут на пороге». Погибших было бы больше, однако Орион принялся патрулировать спортзал в надежде поохотиться на злыдней, которые там обосновались. Не знаю, можно ли сказать, что он использовал новичков как приманку, если они сами постоянно туда лезли.
Все мы здесь, как правило, относимся друг к другу с подозрением. Начинающие малефицеры – на самом верху списка потенциальных угроз, за ними идут члены анклавов, старшие ребята, лучшие ученики и просто популярные личности. Любой человек может стать смертельным врагом в мгновение ока, если случится беда – как правило, достаточно злыдня, желающего кого-нибудь сожрать. Но мы умеем правильно опасаться друг друга, и то, что мы способны друг с другом сделать, имеет свои пределы. Никому бы в голову не пришло, что в ответ на покушение я изменю иллюзию и создам новую пытку для всей школы, включая себя. Я бы и сама до этого не додумалась.
Так что теперь меня считали не просто могучей соученицей, которую нужно было умасливать и за которую стоило побороться. Я напоминала непредсказуемую и ужасную стихию, которая могла сделать вообще что угодно – и остальным некуда было деваться. Я как будто сделалась частью школы.
Словно в знак подтверждения, злыдни внезапно перестали на меня нападать. Непонятно почему. Несколько недель я провела в панике, пока Аадхья не нашла ответ.
– Вот что происходит, – сказала она, схематично изображая нашу школу, чтоб нам было понятно. – Для поддержки защитных заклинаний нужна мана. В начале года, когда злыдней не так много, школа проделывает один фокус: снимает ряд заклинаний и использует освободившуюся ману, чтобы усилить остальную защиту. Злыдни выбирают путь наименьшего сопротивления – и ты становишься мишенью номер один. Но сейчас их слишком много, и они, как обычно, пробираются наверх сами.
– И ни один злыдень в здравом уме на тебя не нападет, – договорила Лю, как будто это было абсолютно ясно.
– Угу, отлично, – сказала я. – Даже злыдни согласны с тем, что я – сущий яд. Эй, отстань от меня, ты!..
Моя Прелесть укусила меня за мочку уха. Я отмахнулась, но она ловко перебежала с одного плеча на другое и многозначительно прикусила краешек другого уха. Это была недвусмысленная угроза.
– Фиг тебе, а не угощение, – холодно произнесла я, осторожно снимая мышку с плеча и сажая в переноску.
Но перед Аадхьей и Лю я все-таки извинилась. Не мне было жаловаться на то, что я невкусная. Я прекрасно помнила, как чувствовала себя, когда Орион признался, что злыдни никогда на него не нападают.
Злыдни исчезли,
