Тени города Энкёрст (СИ) - Харламов Влад

Шорох двинулся бесшумно и стремительно, аккуратно толкая в плечи тех, кто встречался ему на пути. Он успел перехватить потенциальную угрозу до того, как она проникла в первые ряды. Нож, размером с запястье вошел по рукоятку точнехонько в почку. Гарантированное убийство от болевого шока. Но не сразу, нет. Он еще успеет просмаковать момент. Неудачливый убийца вытаращил глаза, задыхаясь от собственной крови.

— Первая заповедь гласит, — промурлыкал на ухо Ифан, — смирение. Постой и послушай, что скажет твой пророк.

Священнослужитель в красной сутане с вымазанным кровью лицом и нарисованным черным оком на лбу, поднялась к алтарю, над которым висело знамя с точно таким же оком, огромным, и неустанно бдящим за своей паствой. Тишина сопровождала шаги проповедника, пока сотни глаз, как заколдованные, наблюдали за каждым ее движением.

Тонкие изящные руки взяли книгу странного вида, исписанную алыми, источающими яд рунами, точно такими же, как и одеяние Корр Эра.

— Каждый из вас пришел сюда движимый железной верой, как и я. Церковь Искупления пыталась замолить грехи моей кровью, — по залу прокатился испуганный вздох, — меня похитили, допрашивали, мучили, жгли плоть каленым железом, хотели уничтожить мою веру в Знаки, сломить меня, сломить всех нас. Это отвратительный поступок, который благословил король, избранный ложным богом, заслуживает отмщения! Пусть знают, что нас не сломить никому, даже Великому Зверю! Каждый из вас принес сегодня книгу, в которой заключены ответы на все вопросы. Возьмите ее и прижмите к себе. Вы чувствуете, как она теплится в ваших руках, как одно ее прикосновение дарует покой? Святая книга, Нерисарх! Это учение, это незыблемое правило. Даже отринув все догматы, эти псалмы написаны кровью каждого из вас. — Священнослужитель обвела ладонями всех присутствующих, паства внимала ее в благоговейном безмолвии. — Вы можете убежать от этого, спрятаться, зарыть голову в песок и отрезать себе уши. Но голос. Их голос, звучит не здесь, — священник постучала пальцем по виску, — а здесь, — прижала руку к сердцу, затихла, дала всем прочувствовать зыбкий момент, — где лежит душа. Мы живём велением сердца! Все наши чувства, решения, сопереживания все это идёт от них. Их воля и любовь. Да друзья, любовь! То, что мы дарим друг другу в моменты печали и счастья, обнимите же ближнего своего, не стесняйтесь, ведь то сокровенное что мы бережно храним для самых близких это любовь Знаков. — Проповедник воздела руки к потолку, обращаясь к богам, — спросите себя, как часто вы обращаетесь к ним? Когда вам плохо вы склоняетесь в мольбе, спрашивая Святую Мать: за что? Мы сами виноваты в грехах, мы обязаны выдержать их испытания, ведь взамен, когда чёрная полоса сменится белой, мы, с улыбкой глядя на небеса скажем: спасибо, о Великие! Это дар любви и нирваны, по праву заслуженный нами. Но… так ли это? Считаете ли, что вы достаточно любите своих всевышних покровителей? Хулите ли вы их за бремя, что карающим мечом вознесено над вашей судьбой? Смирение и осознание, друзья. Меч это не кара, нет! — она глубоко вздохнула, набирая полные легкие, словно высасывая жизненную энергию и волю слушателей, — Меч это оружие! Оружие, которым проливали кровь еретиков, язычников и иноверцев! Именно им под знаменем Кровавого Ока несли свет и любовь Знаков отступникам! Примите же его и вы! Несите любовь Господ нечестивцам, лишь так их опороченные души найдут дорогу к свету, минуя пасть великого чудовища! Вперёд братья и сестры, — священник вошла в раж, веля жестом своим монахам сорвать покрывало с алтаря, — берите арбалеты, ножи и колья, возьмите огненной воды и несите светоч веры среди отступников! Вы миссионеры нового мира! Нового порядка! Я буду молиться стоя на коленях, обливаясь кровью под Вечно Бдящим Глазом! Молить о вашем успехе великой миссии! Сместите ложного бога, убейте нечестивцев! А после возвращайтесь в церковь! Да пусть не устанет звон колоколов покуда весь мир не запоёт в унисон песнь Изгнания, песнь Отречения! Храни вас Знаки! Авир!

— Авир! Авир! Авир! Авир! Авир!

Труп медленно осел к ногам Ифана, он радушно позволил его затоптать неистовствующей толпе, чей сонм голосов отзвуком разнесся по всему Энкёрсту. Публика была готова ко всему, что им прикажет их предводитель. Они оголтело кинулись к стеллажам, разбирая клинки и самострелы, крича о богах, об избранности наместника на земле, о мессии вдохновившим их на праведное кровопролитие. Ифан сдержанно поаплодировал вдохновляющей речи, и будь он легко-внушаемым дураком, непременно бы ринулся в первые ряды с самыми отъявленными фанатиками. А в целом, ему доставляла удовольствие эта подготовка к увеселительному мероприятию со вкусом железа. Со вкусом войны.

Шорох облизал пересохшие губы, наблюдая безумные лица сектантов наполненных жаждой крови. Такой близкой, почти родной. Ему нравилось, что хоть кто-то понимает правила игры и неукоснительно следует им, самозабвенно предаваясь веселью. Любая аморальная выходка с легкого мановения руки веры превращается в индульгенцию, а то и вовсе в богоугодное дело. А если что-то дозволено кем-то свыше, то взятки гладки и сотворенное непростительное не гнетет струны совести. Ты же резал женщин и детей не в угоду собственной кровожадности, а под эгидой небесных покровителей. Так легче живется, а главное спится замечательно.

Проповедник грациозной походкой спустилась по облупленным, сточенным канализационной водой ступеням и целеустремленно направилась к Ифану. Если так подумать, то Бальдер сделал хитрый ход. Возвел в качестве главы государственной церкви немощного старика Сквара, с которого уже натурально песок сыплется, складываясь в аккуратный такой курган. А когда тот сделает одолжение и отправиться на кладбище, в случае необходимости можно смело переобуться в другую веру. Более полезную в конкретный момент времени. Простое и элегантное решение, принятое из лучших побуждений, однако, как и всякое желание, оно имеет неприятное свойство принимать извращенную форму. Такую, как бойня, например.

— Отсутствие уха идёт вам, Корр Эр, — Ифан пощёлкал пальцами подбирая нужные слова, — придаёт мученический вид.

— Из-за вас, я лишилась радости носить серьги, — женщина священник, прикрыла седеющей шевелюрой приобретенное уродство, — вы психопат Ифан. И когда вы сдохните, уверяю, я не помолюсь за вас. Никто не помолится, потому прошу убраться вас отсюда и не мозолить мне глаза.

— Непременно, Корр Эр Доруза. Или можно просто Амелия?

Ей не понравилось представление и ошметки чужого лица поверх своего? Или сырость? Ифан предоставил ей одеяло и свою кровать, грех на такое жаловаться. Переживает, что ее могли угробить в подземелье? Чушь, эта сучка Джин не смогла бы ей навредить, все же траекторию полета болта определял Ифан, направляя арбалет.

— Нельзя. И передайте своему покровителю это, — она смачно плюнула ему в лицо. Ну, не сказать, что это было неприятно, — с моими наилучшими пожеланиями.

— Охотно, миледи.

Уголки рта дрогнули в подобии улыбки, когда женщина презрительно отвернулась и направилась к проходу за алтарем, охраняемому двумя жаровнями, источающими зеленое пламя, такое же страстное, как и ее грациозная походка.

Если так продолжится, то Амелия пленит его, собственной красотой. Но не время любоваться прекрасной попкой, время наблюдать за самым роскошным зрелищем на свете.

Ифан шел по коридору, вслед за вооруженной ордой фанатиков, те беззвучно, точно мышки расходились по ветвистым тоннелям, пока перед шорохом не замаячил свет рассветного часа. Рубиновое солнце, просвечивающее сквозь набежавший с пристани туман, идеально передавало атмосферу грядущего праздника.

Сектанты Церкви Отречения разбредались кто куда по улочкам полусонного города, растворяясь в длинных тенях серых построек. Скоро, совсем скоро, едва на голову Бальдера водрузят венец монарха, столица возблагодарит и пламенно поприветствует своего Освободителя.

Хаос — движение, жизнь, огонь. Покой — стагнация, лёд и смерть.