Мария Капшина - О верности крыс

— Н-научить?

— Ну да! А то я только нлакку умею, да и на той пятками за уши цепляюсь. Не за свои, так за конские1, - скалился Хриссэ. — Стыд да и только!

— А…

Лицо у илирца было такое, как будто куски синей эмали с неба стали вдруг отваливаться и падать ему на голову прямо сквозь кабацкий потолок, со звонким хрустом разламываясь на темечке. Хриссэ это явно забавляло, хотя, по мнению Синего, Нарка можно было понять: чтобы пыльник кого-то о чём-то нормально просил, да ещё и младшего…

— А что не так? — продолжал веселиться Хриссэ. — Я, вон, драться умею лучше — учу же тебя. А ты танцуешь лучше. Научишь?

— А… Да… Хорошо…

Синий посидел ещё немного, поглядел, как в одном углу кабака назревает драка, к явному удовольствию явно нарывающихся Близнецов. Умник сидел, уронив руки на альдзел. Кошка с Хриссэ о чём-то смеялись и заговорщицки шушукались, искоса поглядывая на что-то или кого-то в дальней части зала. На что именно, Синему видно не было. Да и не хотелось смотреть. На душе было как-то погано. И почему-то не давал покоя вопрос, куда подевалась Лайя. Синий поднял кружку с дешёвой огнёвкой, понюхал, сморщил нос, поставил обратно и решительно встал. Протискиваясь между стеной и скамьёй к выходу, он нечаянно толкнул Теотту. Она сидела на столе, скрестив ноги и о чём-то задумавшись. На толчок недовольно обернулась, сверкнув яркими почти до голубизны белками глаз в полутьме кабака. Синий неожиданно для себя стушевался под взглядом, решил отчего-то, что неловко просто отвернуться и уйти, и спросил:

— Лайю не видела?

— Видела, — уронила Теотта с таким видом, будто делает Синему огромное одолжение, отвечая. — Она в "Нору" ушла, с недобитком этим поругалась.

Синий вопросительно поднял бровь; Теотта изволила пояснить:

— С Нарком.

— Почему это он "недобиток"? — удивился Синий. Теотта пружинисто спрыгнула со стола, почему-то совершенно беззвучно, словно и не было на ней всех этих браслетов-тесёмок-подвесок-цепочек…

— Потому, что я его всё никак не добью толком. Вечно кто-то мешает. Пойдём наружу.

Синий малость опешил, но спорить не стал. Только попробовал неуклюже подначить:

— А что Кхад драки запретила — тебя не беспокоит?

— Беспокоит, — буркнула Теотта, продираясь к выходу среди шумных столов и не давая себе труда обернуться к собеседнику. — Не запретила бы, я бы давно недобитка добила. И сразу стало бы спокойней.

Синий споткнулся о чью-то ногу, ругнулся, ткнул кого-то в бок локтем, оказался на сравнительно свободном пространстве и поспешил догнать Теотту.

— А чего ты вообще к нему вечно цепляешься?

— Он предатель, — отрезала Теотта, выходя из кабака наружу. Синий оторопело на неё вылупился, застряв в дверях. Забыл даже поморгать, когда в глаза ударил свет пасмурного дня, ослепительно яркий после кабацкой полутьмы.

— Это ещё почему? Он что, кхади предал?! Когда? Почему ты не сказала?!

Теотта раздражённо дёрнула его с порога и закрыла дверь.

— Никого он ещё не предал. Я не говорю, что он предал! Я говорю, что — предатель!

— Ффу. Ничего не понял. Как это?

Теотта вздохнула, махнула рукой в смысле "идём" и стала объяснять на ходу, хоть и с видимой неохотой.

— Предателями не становятся. Предатель — он всегда предатель, даже если ещё не предал. Он всегда предатель.

Синий хмыкнул.

— А если человек один раз, давно, кого-то предал — он всю жизнь будет предатель, даже если ошибся за всю жизнь всего один раз?

— Дурак! — разозлилась Теотта. — Он всю жизнь будет предатель, даже если так и не предаст никого ни разу. Просто потому, что он предатель, потому что может предать, потому что это его природа! Лайя, вон, и та поняла. И нос ему расквасила!

— Что? — Синий рассмеялся. — Лайя? Нос? Имей совесть!

— Он сказал, что Трепло умер насовсем, и все мы умрём насовсем, — сказала Теотта, подбрасывая на ладони нож в такт словам. Нож ровно подлетал и тихо шлёпался обратно, так же плашмя, поперёк ладони. — Что сколько можно из-за этого со скорбными рожами ходить. И что теперь хоть потише стало.

— Э…

Синий запнулся. Сглотнул, набычился и повернул было в обратную сторону.

— Да я… Да я его…

Теотта издала что-то похожее на короткий рык и щедро отвесила ему подзатыльник свободной от ножа рукой.

— Ай, дура!

— Сам дурак! — фыркнула Теотта, пряча нож.

— Да уж, все дураки, одна ты умная! — скривился Синий, потирая макушку.

— Вот именно, — досадливо сказала она, шагая дальше. — Знал бы ты, как мне это надоело!

— Какого пепла, Теотта?! — Синий догнал и схватил её за локоть. — А какого пепла ты тогда это говоришь? Сама говоришь, что он предатель, а стоит только…

Теотта стояла, вроде бы, неподвижно, но локоть её каким-то образом из хвата Синего высвободился.

— Хватит уже! — прикрикнула она и покачала у Синего перед носом пальцем. Рукав широкой арнакийской накидки, как и браслеты под ним, скользнул к локтю. — Хватит того, что вы о-Баррейю подстрелить пытались! Мстители недорезанные! Хорошо хоть, не убили!

— Ты… — Синий шагнул к ней, щерясь от ярости. — Дым и пепел! Да я бы весь этот проклятый дом вырезал, и то мало было бы!

— Нет уж, мало никому бы не показалось! Ол Баррейя нам помогать должен через пару лет, а вы со своей местью дурацкой! Если б вы мальчишку убили, вообще всё наперекосяк пошло бы!

— К-какой "помогать"?.. — Синий мотнул головой, ловя луч на серьгу. — Чего "наперекосяк"?.. Ты чего, спятила? С чего бы он нам помогал?..

— С того, что так правильно! — отрезала Теотта. — А вы бред всякий делаете, который вообще никуда не вписывается!

Она резко повернулась, метя косичками по своим плечам и отчасти по Синему. Тот отшатнулся.

— Идёшь — идём, — не оборачиваясь, буркнула Теотта. — Только молча.

Синий полагал, что они идут домой или в "Нору" к Лайе, на худой конец. Но Теотта уверенно пошла к порту, потом оставила порт справа, почти бегом перешла по хлипкому подвесному мосту в Новый город и вышла через Сосновые ворота на старую, разбитую дорогу, которая дальше к юго-западу впадала в новый Южный тракт на Нори-ол-Те и дальше, сквозь Кадарский лес, через границу.

Синий оглянулся на Эрлони. Стена Нового города едва ли вызвала бы почтительный восторг у приезжих. Близнецы рассказывали с чьих-то слов: когда-то давно, лет семьдесят тому как, её отстроили после очередного пожара. Тогда стена была частоколом и сгорела почти полностью. Частокол пришлось заменить кирпичной кладкой. Тогдашний тэрко едва ли обрадовался такому повороту, и существенно сэкономил на постройке, обойдясь местным кирпичом, и самым дешёвым. Век дешёвого кирпича оказался недолог. К тому же, и жители Нового города (а припортовой его части — в особенности) смирностью не отличались. Так что то здесь, то там стена начала разрушаться уже порогов через двадцать после постройки. Дыры заделывали саманом, деревом…