Евгения Кострова - Лазурное море - изумрудная луна (СИ)

Иветта пропустила воздух сквозь зубы, приказывая самой себе и мыслям успокоиться, но не могла. Все тело сковало от напряжения, когда она жалостливо пробормотала:

— Я не хочу оставаться одна, — глаза ее закрылись, когда девочка поднесла окоченевшие пальцы к мокрым ресницам, с которых теперь градам лились горячие слезы. — Я не вынесу этого одиночества, позволь мне уйти вместе со всеми.

— Я знаю, — продолжал шептать он, делая шаг в сторону разрывающихся между собой, танцующих искр и всполохов багрянца, — что ты достойна иного будущего. На твоих плечах возлежит другое бремя. Он говорил с таинственной нежностью, и глаза, что отливали фиалкой и сиренью, мистически блестели, словно звезды, он смотрел на нее с несвойственной добротой и решимостью. Мужчина расправил плечи, опустил руки по бокам, и пальцы его разжались на клинке, воткнувшимся в землю. Острие рассекло его ладонь, и рдяные капли, опадавшие на песок, обжигал горячий воздух, и они превращались в серо-алый дым.

Он что-то произнес, но новая волна дикого зова существа, от топота которого трещали камни, гремело небо раскатами грома и заливались в ржании черные кони, и всадники разъезжались к дальним горизонтам, чтобы издали рассмотреть силу стихии, что поглотит скалистое ущелье, закроет палящим потоком. Полная луна взирала на смертников со своей небесной белоснежной обители. Иветта подняла заплаканное лицо к жемчужине небосвода, что сменяла бледно-серебристые локоны с оттенками индиговой россы на аметистовые пряди, что поглощали последние лучи, искрящиеся в разрыве черных облаков с сиянием чистейшей белизны. И сходили туманные лозы в образе рогатых змей, что соединяясь, восставали в вепря. В темном небе пролетали механические птицы, металл их крыльев бросал отсветы золота и янтаря, но приблизившись к границе исчезающих гор под натиском огня и мглы, они сгорели в воздухе, взорвавшись от жгучести огня. Первое дыхание чудовища облекло песок саваном из костей и крови, и стонов, и слез, и в россыпи стекла под могучими копытами раздался последний рык снизошедшего зверя.

Иветта бежала изо всех сил, не останавливаясь, когда пламя в страстности и вожделении облизывало стопы и касалось языком щеки, оставляя вожделенные поцелуи на ее медовых волосах, притрагивалось к полным губам, но когда она достигла одного из подземных тоннелей, то сокрушительная действительность обрушилась на нее со всей своей силой. Некуда бежать, именно так думала девочка, глядя в пустоту, где в черноте проглядывались острые камни и быстрое течение бурной реки. Нет и шанса, что спрыгнув с такой высоты, она не разобьется о камни, а даже если и выживет, смерть будет мучительна и медленна.

Смех, доносящийся сквозь скалистые прозрачно-бледные стены, замораживал сердце, и на мертвенно-белое лицо ее падали листья пламени и черный снег, окружающими в штормовом водовороте, и огни углей обжигали волосы. На языке она чувствовала вкус металла и паленой плоти, сгоревшей древесины. Иветта старалась дышать, но воздух был столь горячим, что обжигал ноздри и горло, и губы алели от заскорблой крови, и каждый вздох становился болезненнее предыдущего. Она слышала голоса из иных миров, лица, мелькавшие в вихрях огнива, тени, отбрасываемые от бурого свечения. Когда же она повернулась лицом к призраку, которого призвали для принесения в жертву, то удивленно увидела перед собой смиренно сидящего черного волка, смотрящего на нее спокойными и внимательными красными глазами, как ягоды спелой брусники. Взгляд его приносил прохладу ее родного дома, что окутывали стелящиеся ковры из бриллиантового снега, где в золотом сиянии солнца купались снегири, и вороны взмахивали иссиня-черными крыльями, взлетали над раскинувшими лесами, и зеркально-кристалльные ветви трепетали от дуновения ветра, и рябью звенел иней на распустившихся бутонах подснежника. В долину продолжал истекать красный свет, что обрушивал холмы и обесцвечивал небеса, но глаза темного волка были краснее крови, такая, какая сочится из раны мертвого.

Иветта смотрела, как острые колосья огня прорезают халцедоновые стены, как камни под ее ногами становятся влажными от потока хрустальной воды, чьи капли стеклом орошают реки, в водах которой перекатываются крупные турмалиновые каменья. И капли, объединяясь в полноводный поток, звучали как музыка полных вином стеклянных бокалов. Громадное пламя ударило по земле, и лианы лавы оплетали агатовую ширь небес, преграждая свет серебристо-фиолетовой луны, отчего застонал весь мир. Девочка отступила, но не гонимая страхом, а зовом, что отдавался эхом от взгляда совершенного красного. Удавы пламени кидались покрывалом огненных осенних листьев на плечи, и кристальный град буравил землю, оставляя голые равнины и вздымая песочную пыль над златыми руинами древних городов, но стихийные бедствия не причинили ей вреда. Стужа и бриллиантовый снег овевали ее в защитном коконе, словно на нее накинули величественную багряницу червленого оттенка, осыпанную россыпью звездных камней, что сверкали ярче алмазов. Шрамы на щеках зажили, ожоги сошли, как сходит акварель, растворяясь в водном течении. И она изумленно взглянула на волка, что продолжал сидеть, выжидая медленного приближения красного чудовища, чья тень изгибалось, как еще одно бессмертное существо. Иветта испуганно дышала, но каждый вдох приносил облегчение, унося с собой печаль и горе, от которого подкашивались колени, словно не по собственной воле она стояла и решалась сделать шаг назад, чтобы прыгнуть в воду. Девочка вновь посмотрела вниз, прикрывая золотые кудри темным высоким капюшоном, и увидела в воде отражение зимнего ночного неба и расстилающееся северное сияние. Она шумно вдохнула, когда заметила, что вода в подземном водоеме поднимается и бурлит из-за несущихся под ее стопами бьющих изгибающихся ключей, холодных, как лед, и кончики пальцев тронул знакомый озноб. Отчаяние, пробуждающееся в сердце, объявшее со всех сторон, с низким и нежеланным рычанием покинуло тело. На губах ее была сладость меда, и мелодия воздуха гнала к все ближе к заостренному краю, и, двигаясь все ближе к обрыву, она ощущала кровь на коже ног. Волк поднял голову к показавшейся бледной луне и завыл, и вой его принес с собой снежные смерчи. Иветта покачнулась, сильнее запахиваясь в черную плащаницу, но воздух, бьющий в спину, подталкивал.

Иветта в нерешительности оглянулась на черного зверя, и в это же мгновение он оскалился, показав белоснежные клыки, и зарычав ей в лицо, он послал к ней власть северных ветров. Волосы ее взметнулись вверх, рассыпаясь золотым огнем, и янтарною тенью, с губ ее сорвался неслышный вздох, и колени не выдержали. Иветта упала спиной вниз, и широко раскрыв глаза, она увидела высоко поднимающуюся луну, что вернула свою прежнюю белизну и чистоту, как снег, что той далекой ночью падал на ее лицо, тая на щеках, и стекаясь слезами по подбородку. Светло-серые облака огибали полный диск луны, сверкая отражением в тысячах осколках в ее изумрудных глазах. Она не закричала, не проронила ни звука, лишь заворожено вглядывалась в очертания сивой ладьи, и был застывший челн белоснежней тонких берез, колышущихся на ветру в степи ночного леса. Когда вода поймала в свои безмятежные объятия, закрыв под прозрачно-сапфировой толщей лицо, покрыв медно-песочные локоны, Иветта продолжала дышать и смотреть на луну, приобретающую цвета темного фианита и яхонта. И бутоны жасмина расцветали на поверхности воды, поднимались кремовые лепестки с чернильного дна, которого девушка не видела, но она ощущала аромат, столь явственным был чарующий запах, что от блаженства невольно пришлось прикрыть глаза. И засыпая, она думала, что жасмин это тот самый цветок, чье истинное благоухание раскрывается в ночи. Поцелуй мальвы и адониса коснулся ее губ, златая хна усыпала длинные ресницы. Этой ночью, Иветта не боялась сумеречного мрака, поглощающего в свои дебри, и душа ее растворилась в туманной тьме.