Андрей Бондаренко - Карибская эскапада

Впрочем, вдоволь поудивляться не удаётся — наутро всех припахивают по полной.

Ребята получают спецовки и отбывают на свои объекты, меня же Вырвиглаз отводит в расположение полевого отряда, отъезжающего на «Жаркий». Скучно и обыденно представляет, подводит к невзрачному мужичку.

— А вот это, Андрюха, — говорит Вырвиглаз, — и есть твой прямой начальник, он же — наставник и учитель, он же — бурильщик шестого разряда, — Саганбариев Александр, для простоты — Шура Киргиз, или же, ещё короче — Шурик. А ты при нём будешь — "помощником бурильщика", разряда пока четвёртого только, но если заслужишь — повысим обязательно. Ты его, брат, слушайся, он лишнего не посоветует, а полезному чему — научит обязательно.

Шурик ростом ещё ниже меня, но гораздо плотней и в плечах пошире, глаза узкие-узкие, куда там японцам. Выглядит лет на двадцать пять, но, как выяснилось позже, ему уже за пятьдесят, даже внуки имеются.

И по национальности он вовсе не киргиз, а чистокровный бурят из Тувы.

— Ничего, Андрон, — улыбается мой новый мастер-наставник, демонстрируя редкие чёрные зубы, — Всё хорошо, однако, будет. Всему научим, всё покажем. Поработаем — денег заработаем. Доволен, останешься, однако. Устанешь только сильно очень. Но это ничего — отдохнёшь потом, однако.

Едем с Шуриком на базу за железяками разными, коронками алмазными буровыми, план-наряд получаем, другие бумаги нужные.

Заходим в неприметный подъезд такого же неприметного здания. На втором этаже железная дверь с крошечной табличкой: "Первый отдел". Получаем инструктаж, подписываем какие-то документы — получаем допуск для работы на секретном объекте.

— Повезло, однако, тебе, — говорит Шурик, — Сразу на «Жаркий» попал.

Из разговора выясняется, что везение моё — сугубо относительное. На Центральном участке буровые бригады работают по нормальному графику: трое суток — двенадцать часов через двенадцать, потом — трое суток отдыхают. А на «Жарком» — тупо —

двенадцать часов через двенадцать — без выходных — все полтора месяца, на смену отведённые. А что денег больше заработаешь, ещё не факт, не дашь план, пусть и по самым уважительным причинам, всё равно только тариф голый заплатят.

Короче говоря, «Жаркий» этот самый — натуральная местная ссылка, куда отправляют на перековку всяких там провинившихся и недоделанных. Да ещё вот таких, как Шурик — безропотных и тихих нацменов. Боятся они всего — вдруг начальник зуб заимеет, да и выгонит с Чукотки с волчьим билетом на Большую Землю — в Туву, то есть. А там больших денег не платят, а у Шурика домочадцев на шее — штук двадцать, как их кормить? Поэтому Шурик по первому начальственному свистку готов на всё и везде.

— И всё равно, повезло тебе, — нудит начальник-бурят, «Жаркий» — жутко секретное место, однако. Золота там — ужас. На вертолёте лёту — час с хвостиком. И площадка вертолётная там есть. Но, однако, на машинах пойдём. Часов сорок. Потому как — секретность! — Шурик назидательно поднимает вверх толстый указательный палец.

Ну, что ж, посмотрим, что за «Жаркий» такой.

На следующий день назначен выезд. Всех отъезжающих выстраивают в ряд, шмонают рюкзаки. Во-первых, на предмет выявления спиртного — на «Жарком» сухой закон.

Во-вторых, изымают все консервы — а вдруг в банках спрятана шпионская аппаратура?

Зато охотничьи ружья, наоборот, разрешены — места, как-никак, там дикие, всякое случиться может.

Колонна, состоящая из трёх новеньких «Уралов» потихонечку трогается.

За баранкой нашего, передового «Урала» — Пашка Обезьян — начальник отряда, единственный из всех отбывающих, кто уже был на «Жарком» и неоднократно, все остальные следуют на сей секретный участок в первый раз.

Пока дорога вполне сносная, трясёт вполне терпимо, жить можно. Едем по грунтовке, проложенной прямо по откосу пологой сопки, справа нависает каменный приступок, слева — пологий склон, поросший кустарником — карликовыми берёзами, ольхой и чем-то хвойным.

Сзади раздаётся громкая автомобильная сирена, останавливаемся.

Вдруг, из бокового окошка последнего «Урала» раздаются выстрелы — один, второй, третий, четвёртый. Из дверцы вываливают возбуждённые мужики, толпой группируются у кабины вахтовки, всматриваются куда-то по склону — в даль.

Подходим — оказывается, из окошка усекли медведицу с двумя медвежатами — и давай палить почём зря. Кажется, одного медвежонка подстрелили таки — что-то бурое в кустарнике лежит неподвижно.

— Ну, вы дикие какие-то! — Возмущается Обезьян, — Зачем медвежонка замочили? Всё равно не достать его. Или кто смелый всё же найдётся? Медведица то — жива осталась, прячется где-то рядом. Что — нет смелых? Уроды грёбаные! Ну, допустим, захотелось кому-то медвежатинки отведать. Высмотри себе одинокого медведя, завали, тут этих медведей — как собак нерезаных. Засранцы вы всё-таки.

Не прекращая ругаться и ворчать, Пашка залезает в кабину, едем дальше.

И, действительно, пока до лагеря доехали, видели медведей этих — не сосчитать.

И одиночные попадались, и — группами. Самое интересное, что все медведи были разномастными — от практически чёрной до светло-жёлтой окраски. Один раз видели на сопке группу из трёх косолапых: один — палевый, другой — светло-рыжий, третий буро-чёрный. В чём тут дело? Даже многоопытный Обезьян ответа не знал.

На рассвете, по крохотному ручью (здесь вместо дорог используют русла ручьёв и речек небольших) выезжаем на морской берег — Анадырский залив Берингова моря.

На море полное безветрие. Ласковый прибой перебирает разноцветную гальку.

По контуру берега — высоченные скалы, метрах в четырёх от уреза воды по скалам прочерчена белая непрерывная линия — делать кому-то нечего было? Часа два едем вдоль берега, потом делаем привал.

Над капотами усталых машин поднимается белый пар. Водилы тоже устали нешуточно, прямо под колёса «Уралов» подстилают ватники и заваливаются спать.

Разводим костёр, готовим королевский обед — макароны с тушёнкой, плюс крепкий чай.

После обеда все разбредаются кто куда.

Мне, как самому молодому, поручают помыть грязную посуду. Складываю всё в объёмный котёл из под макарон, иду к морю.

На берегу тщательно намыливаю ложки-вилки, тарелки-кружки, вхожу по колено в море — набрать воды для споласкивания.

Неожиданно, прямо передо мной, из воды выпрыгивает большая рыба, падает обратно, обдав меня веером брызг. Вот это да! Присматриваюсь — а вдоль берега, туда-сюда, перемещаются сотни, да какие там сотни — тысячи здоровенных рыбин.

Зову товарищей — полюбоваться на это зрелище.