Джоэл Розенберг - Спящий дракон

Рев пламени.

«Глупец. Об этом я не попрошу. Никого из людей. Но не мог бы ты принести мне что-нибудь поесть? Скажем, овцу? А я… я расскажу тебе кое-что, что тебе, необходимо знать, если ты хочешь добраться до Врат Между Мирами, Карл Куллинан».

– Откуда ты знаешь?..

Слепящее презрение.

«Я читаю мысли, забыл?» – Эллегон взревел.

– Прости. Разумеется, я смогу раздобыть овцу. И принесу тебе – если твоя услуга будет того стоить. Или еще что-нибудь вкусное, если овцу все-таки не достану.

«Договорились. Первое: Врата лежат глубоко под горой Бремон к северо-западу от Элрудовой Пустоши. И…»

– Спасибо, но, возможно, Ахира…

«Знаю. Возможно, твой товарищ уже это выяснил. Я не закончил. Я собирался сказать тебе кое-что еще, кое-что, чего ему никогда не узнать. Мне это известно просто потому, что я – дракон и знаю все про свою родню».

– Карл, что…

– Помолчите. Я говорю с драконом.

– Говоришь с драконом?..

«Да, он говорит с драконом».

Уолтер и Дория подскочили, когда Эллегон обратился к ним.

«Но говорить с одним легче».

– Ты говоришь – там, у Врат, дракон… Плохо. Но, может, им повезет, и он окажется не таким огромным, как Эллегон.

«Нет, он не как я. Он гораздо больше. Он лежит там так давно, что, покуда он спит, охраняя Врата, кругом него выросла гора – Бредши».

– Прекрасно. – Карл повернулся к друзьям. – Эллегон только что поведал мне, что Врата охраняет дракон.

– Карл, – высоким ломким голосом произнесла Дория, – объясни мне, что происходит?

«Вели им уйти. Их разум еще более узок и изломан, чем твой. Хотя у женщины он глубже… Странно. А у другого – по-иному устроен, словно вы не одной породы. Ничего не понимаю».

– Спроси его, – попросил Уолтер, – как того дракона зовут. Может, Ари сумеет вплести имя в заклятие, и…

«Глупец».

– Я услышал его!

«Глупец из глупцов. Он – первый дракон, сотворенный прежде нас всех».

– И что?

«А то, что в давние времена, когда из всего рода драконов был лишь Он один, – к чему было Ему имя? Он – просто Дракон, старейший из всех, и в имени не нуждается».

– Так что же нам делать, чтобы защититься от него?

«Не будите Его. Он старше, чем гора, и вы скорее сроете гору, чем отщипнете хоть одну из его чешуек. Карл Куллинан?»

– Да?

«Я оказал тебе услугу, так? Принесешь мне овцу сейчас или оказывать вторую?»

– Звучит похоже на угрозу. А я угроз не люблю, Эллегон.

«Что ж, ладно. – Эллегон мысленно вздохнул – Тогда я одарю тебя пониманием».

– Понимаем че…

Вселенная раскололась.

Она была хорошей еврейской девочкой пятнадцати лет. Во всяком случае, такой ей полагалось быть. Но она не всегда была такой, какой ей полагалось быть, – как и не всегда поступала так, как ей поступать полагалось. Отдавалась в темноте Джонатану Долану, раздевалась и…

«Хватит? Или ты действительно хочешь понять Дорию?»

– Ты посвящаешь меня в ее воспоминания? Зачем?

«Чтобы ты понял».

– Нет, пого…

И, само собой, папочке она ничего сказать не могла. Он звал ее своей Единственной, а мамочка думала – она еще девственница. Таково было одно из правил: об этом не говорят. Но дело было не только в задержке, возникло это жжение, и чертов Джонни Долан трепался всюду, что свою гонорею он подцепил от нее. А это было неправдой. Он был первым и – тогда – единственным.

И это вовсе не было удовольствием. Просто липкая грязь. Он врал. Все врали. Никакое это не удовольствие.

«Ты по-прежнему не понимаешь».

Но рассказывать никому нельзя. Кроме того, может, это и не то самое. Может, если не думать об этом, все и пройдет.

«Думаю, еще немного не повредит».

– Девочка очень больна, мистер Перлштейн, но если повезет, лихорадка и жар скоро пройдут.

Она лежит, задыхаясь, под пластиком, и не может больше вырывать трубки из носа и рук – врачи привязали ее.

– Но это не может быть гонорея. Не у моей малышки…

– Знаете, мистер Перлштейн, даже говорить с вами противно.

– Доктор, я…

– Если б ей было с кем поделиться – если б она считала возможным поделиться хоть с кем-то… если б хотя бы один паршивый человечишко выслушал ее – возможно, она не лежала бы сейчас здесь. Мы легко вылечили бы ее, приди она тогда. Прежде.

– Прежде?..

– Прежде чем болезнь перешла в обширную тазовую инфекцию, которая оставит ее бесплодной – если вообще не убьет.

– Бесплодной? Моя малышка…

– Бесплодной. Неспособной зачать. Никогда. И это – если нам повезет… Сестра! – Холодная рука касается ее лба. – Измеряйте температуру и давление каждые пять минут. Если в течении часа температура не начнет падать…

«И еще кое-что – напоследок».

И я думаю, это теперь не важно, а кроме того, в некоторых смыслах так даже удобнее, потому что никто теперь не станет беспокоиться, что Дория Перлштейн понесла от него, а значит, любая медаль имеет оборотную сторону, так что теперь я могу заполучить любого парня, которого захочу, правда, они обращаются со мной так, будто я пущенная по кругу сигарета, но это не имеет значения, потому что иного я не заслуживаю, потомучтопотомучтопотомучто…

«Довольно».

– Карл, что с тобой?

– Мне все равно, что он скажет, Уолтер, – его надо увести отсюда.

Карл разлепил веки. Над ним с участливо-озабоченным видом склонились Дория и Уолтер.

– Все в порядке, – выдавил он, совершенно не удивившись, что голос его звучит, как карканье ворона. – Помогите встать.

– Что он с тобой сделал? – спросила Дория. – Тебе опять было плохо. Это…

– Ш-ш-ш. Понимание, да?

«Понимание. Оно не всегда дается легко, Карл Куллинан. Это даже я знаю».

– Она не знает?

«Нет, конечно же, нет. Зачем причинять боль…»

– Несколько минут назад ты убил бы нас. Если б добрался.

«Это совершенно другое дело. Разве нет?»

– Совершенно другое.

«Теперь ты принесешь мне овцу?»

Карл медленно подошел к ограде и взглянул на дракона.

– Вы двое – постерегите. Мне надо заплатить долг.

– Что ты собираешься…

– Ш-ш-ш.

«Значит, я получу овцу!»

– Нет.

Воин снял сандалии и шнурками привязал ножны за спину.

«Нет? Тогда ты такой же, как все, ты…»

– Ш-ш-ш. Просто чуток подожди.

Карл Куллинан отдает долги. Таковы его принципы. Даже если платить приходится за то, что перед ним открыли форточку в разум Дории и ткнули носом туда, куда он заглядывать не хотел…

Подумать только, что я обращался с ней, как…

«Ты не знал. Что это ты делаешь?»

Карл перелез через ограждение. Отлично – скала под ним вся в трещинах и выбоинах: будет за что цепляться и куда встать. Однажды летом я подзанялся альпинизмом… Эй! А почему ты спрашиваешь? Ты ведь, кажется, можешь читать мои мысли, даже если я их не осознал.