Марина Казанцева - Исполнение желаний

Откуда взялся Елисей? Никто не знает, из каких земель, с какой из четырёх сторон явился он. Много на Руси богатырей, много силы, много удальства. Горячи сердца, отважны души. Земля Отечества растит в себе героев и напояет их любовию к себе. Выходят из земли, ей служат и в неё же сходят. Тысячи и тысячи ушедших. И всё, что остаётся, это только память. Как ненадёжно хранилище того, что не даётся в руки! И как крепко. Крепче всех твердынь.

Светел ликом и синеглаз царевич Елисей. Необычный конь под ним — словно живой ветер. Кто-то говорит, что и конь и всадник родились от встречи воздушных струй и кристально-холодных вод таинственного озера Светлояр. Другие говорят, что он — сын Борея, северного ветра. Русалки выткали для Елисея лазоревый кафтан, лесные птицы широко расшили его светлым серебром. Неведомый металл в мече его — словно молнию упрятал в ножны Елисей.

Не живётся королевичу в чертогах царских. Не сидится на пирах. Не ищет меч его поживы, не торопится померять силу в забавах молодецких, в соперничестве, в стычках боевых. Лишь раз прибыл чудный гость в палаты царевы — в тот день, когда скликали по пределам добрых молодцев.

Искал великий царь для дочери своей любимой, для царевны, жениха, достойного её красы. Многие из знати мечтали породниться с царскою семьёй. Знал народ, что торопится владыка дочку обвенчать и от дома прочь отправить. Оттого, что сам женился на красавице заморской. Да невзлюбила новая царица падчерицу. Сама, вишь, молода и норовлива. Страшился царь, что не устоит он против власти её чёрных кос и против чар ревнивых глаз царицы. И, пока разум сохранял, искал скорее чтоб как можно дальше проводить царевну. Не ровен час, утонет царь в бездонном омуте неспокойных взоров молодой царицы и повинуется капризной прихоти, и повелит царевну погубить. Вот оттого и приглянулся старому отцу неведомый царевич, что далёк предел, в котором он владыка.

Ничего не привёз жених с собой. Ни выделанных шкур собольих, ни злата в сундуках, ни дорогой посуды. Ни белых лошадей для царского двора. Ни младых невольниц. Но, ветер хлынул в душные хоромы, предвещая необычного приход, едва лишь Елисей показался у входа в царские палаты. Вдохнула утомлённая толпа сладостный порыв и молча разошлась по стенам.

— Вот мой жених. — молвила царевна и указала на медленно идущего ко трону царскому неведомого гостя.

На том и скрепили клятвой уговор. Обещал Елисей вернуться к свадебному дню. А до той поры умчался снова на своём диковинном белом жеребце. И понять никто не мог, в какую сторону скрылся королевич. Унёс своего всадника белый конь, как уносит серебряная струя речная прочь от берегов синя селезня лесного.

Царь повелел готовить к свадьбе. Лишь минует лето, так и прибудет Елисей. И вот беда случилась — пропала королевна.

В тот самый день, как уговорено, вернулся Елисей. Царь ему навстречу с плачем. Не углядел, не уследил! Что за нечиста сила похитила царевну из замкнутых покоев?! Ни дворня и ни мамки не видали ни вора, ни злодея.

— В поход, Сияр! — воскликнул Елисей и развернул коня прочь от царского двора, прочь от постылых стен. Прочь от царевниной темницы! Прочь от ревнивых глаз! Прочь от чёрной злобы чернокнижницы коварной!

— Лети, Сияр! Лети, мой лунный конь! Лети, купайся в струях воздушных! Пей прохладу горных ветров! Пусть солнца свет наполнит твои невидимые крылья! Я тоже когда-то был крылатым!

Испугались люди. Что за диво?! Кто посватался к царевне? Не ветер ли притворился человеком?! Не морок ли болотный обрядился в лазоревы одежды? Не из сказок ли, что гусляры поют, не из морской ли пены вышел последний — тридцать третий — молодец прекрасный? Да не обратно ль в море, к царю морскому воротился? Не гребень ли морской волны его чудесный конь?

"Ох, полно! — молвят баушки за печкой. — Ох, головы бедовые! Ох, не ищите ветра в поле! Ох, не ловите перстами птиц небесных! Ох, не тревожьте душу християнскую — как вышли из земли, так в землю и уйдём все!"

Где ж царевна? Где ясные глаза её? Где, в каком схороне плетёт царевна со слезами свою зорянную косу?

Во многих городах искал царевич ненаглядную свою пропажу. В лесах дремучих рыскал, волков пугал. Видали Елисея по утренней заре — он плыл на своём коне, как на ладье, в седых сырых туманах. Встречали в росном поле лёгкий след его волшебного коня. Поднимет путник от тропы усталый взгляд и не успеет испугаться, как расступится предночный сумрак, пропустит странное видение, и снова сомкнётся молчаливою завесой.

"Что же, — думал Елисей, — велика земля, а никто не знает, никто не видел, куда злодеи унесли царевну. Слепы, знать, очи человечьи. Едва родившись, жить спешат и гонят дни, ровно ленивую скотину. Едва начавши путь, к концу стремятся. Глаз от земли не оторвут. Кого спросить, чьего взыскать совета?"

Не скажут ли мне птицы, не проречёт ли орёл, в вышине парящий? Не кружит ли коршун злой, не ищет ли поживы? Не алчет ли исклевать глаз на поле брани? Да не лежит ли так же вот во чистом поле, сомкнув безжизненные очи, его царевна? Кто выше птиц? Кто выше неба? Кто каждый день одаряет мир благодатным светом?

Стоя на высоком утесе, поднял Елисей глаза к небу и закрыл их — так нестерпим, так неприступно страшен свет великого светила.

Дерзну ли говорить к Яриле? Осмелюсь ли просить о милости? Как тяжек зной, как обжигающи лучи…

— Великий царь! Владыка света! Даритель жизни и тепла! Высоко ты плывёшь по небу в своей сверкающей ладье! Оделяешь милостью своею царей и нищих! Животворящими лучами гонишь мрак и веселишь сердца! Смилуйся, Ярило! Пошли лучи в леса, в поля, на море, светом горы озари! Скажи мне, солнце, где моя царевна, где свет сердца моего?! Скорбит душа моя, оделась мраком, источает слёзы. Пошли тепла, владыка, развей лучами неутешную печаль, открой мне тайну!

Собрало Солнце лёгки облака, отгородилось светлыми одеждами от мира. И лишь оставило окно, чтоб говорить. Открыл глаза царевич, видит: в прореху заструились, зашептали, заволновались разноцветные лучи. Речёт Ярило, плещет солнечной волною, тревожит светом. Не грозен свет его, не обжигающи лучи, но нежен, утешителен поток многоцветных слов. Не знает Солнце, где царевна, не видело её зорянных кос, не слышало ни песен, ни мольбы.

— Проси, царевич, брата моего, ночного пастуха, сторожа созвездий. Плывёт мой брат по небу, когда сокроюсь я на отдых. Неярок он, но мудр и видит много больше. Дневная суета торопит мысли, спешит переделать все дела земные, заботится о хлебе о насущном. А светел Месяц Месяцович беседует с ночною птицей, выслушивает сов, неясытей и филинов лесных. Ему шепчут травы, поёт река. Ему поверяют тайны девы, тоскующие по наречённым по своим.