Олаф Бьорн Локнит - Глаз Паука

Садившееся за покосившиеся крыши квартала Нарикано солнце отразилось от гладких хрустальных колонн по углам сооружения, бросило луч в узкий проем входа. Поразмыслив, Уиджи подобрал горсть земли и швырнул ее внутрь молельни. Ничего не произошло, разве что невнятное бормотание стало громче.

Игрок перевел дух, оглянулся на друзей, жестами поддержавших его в намерении сунуться в пасть неведомому зверю. Осторожно, стараясь двигаться как можно тише, выглянул из-за края плоской колонны. Ему уже доводилось видеть внутренность мраморного капища – крохотное помещение с узкими окнами под потолком, гладкие стены да пол в черно-белую клетку. На полу и в самом деле кто-то лежал – скорчившись в три погибели, ровно подраненный зверь или младенец в утробе. Непонятный обитатель молельни глухо, надрывно стонал, иногда судорожно дергаясь, но не пытаясь встать на ноги. Уиджи показалось, перед ним человек – хотя трудно составить верное представление, глядя на бесформенную груду тряпья.

– Сидит, то есть лежит, – доложил игрок, обернувшись к приятелям и Ильхе. – Вроде бы безопасное. Вытащим?

Девица подошла ближе, опасливо косясь на выкинувшее столь непонятный трюк капище и вновь нерешительно позвала Голос. Тот не откликнулся. Рубиновый зрачок каменного глаза на фронтоне тоже не дрогнул – а раньше бы непременно завертелся из стороны в сторону, высматривая, что происходит. Осмелевший Уиджи протиснулся сквозь узкую трещину входа и рискнул потыкать непонятное существо носком сапога. Из черных лохмотьев показалась и беспомощно заскребла по полу кисть – пятипалая и вполне человеческая. Уиджи недоуменно захлопал глазами: в запястье руку перехватывал широкий браслет из кованого железа, от которого тянулась, исчезая в лохмотьях, толстая цепь.

…Извлечь неведомо откуда взявшегося в капище гостя удалось с большими трудами. Во-первых, в молельню мог забраться только один человек. Во-вторых, неизвестный оказался довольно рослым и тяжелым, да к тому же пребывал без сознания. Поднять его на ноги не удалось, пришлось выволакивать наружу, как неподъемный мешок с мукой. Трое молодых людей и девушка окружили свою диковинную добычу, рассматривая ее, удивленно переглядываясь и не решаясь заговорить. Никто из них раньше не влипал в подобную историю, хотя слышал невероятные россказни о схожих случаях.

Дар речи первым вернулся к Мейгелену, и тот шепотом спросил:

– Ильха, ты уверена – в твою часовню не забрался тайком какой-нибудь беглый из Алронга?

– Уверена, – отрезала девица. – Сначала там никого не было. Потом замелькали цветные огоньки и появилось оно… он… в общем, вот это.

Сравнение с беглецом из застенка прозвучало вполне оправданно. При первом же беглом взгляде на вывалившееся из молельни создание это определение само просилось на язык. Даже в наступающих сумерках можно было разглядеть, что неизвестный – человек мужского пола, и заключить, что в последнее время ему изрядно досталось. Поначалу незнакомца положили на спину, однако он немедленно забился в приступе судорог, перекатившись набок. Гайраль, наклонившийся посмотреть, в чем дело, протяжно свистнул:

– Да у него вся шкура вдоль и поперек располосована! Тюремщики в Алронге звери еще те, но даже в Мышеловке так не лупцуют, могу подтвердить на собственном опыте. Такую роспись можно заработать разве что на рудниках у Соленых Озер – чтобы помереть через пару дней, не то, что добраться до наших краев. Значит, не каторжник.

– Я же говорю – он возник ниоткуда! – упрямо повторила девица Нираель, отважившись присесть на корточки рядом с неведомым созданием. Внезапно Ильха со сдавленным воплем шарахнулась назад, тыча трясущимся пальцем перед собой:

– Оно… оно… у него лица нет!

– Как это – «лица нет»? – не понял Уиджи. Спустя пару ударов сердца он тоже попятился назад, сам не замечая, что бормочет охранительную молитву.

Ильха немного ошиблась – лицо у незнакомца было. Вернее, только его левая половина, на мгновение мелькнувшая перед ошарашенной компанией. Поперек правой тянулся глубокий след удара тремя раскаленными железными когтями – еще слегка дымившийся и продолжавший обугливаться. Багровые рубцы наискось пересекали глазницу, зрачка, скрытого за исковерканными и превращенными в месиво шрамов веками, наверняка более не существовало. Второй глаз, хоть и уцелел, пребывал плотно закрытым. Неизвестный вновь начал стонать – тихо, но непрерывно, корчась на пыльной земле и неосознанно пытаясь дотронуться до изуродованного лица руками.

– Знаете, я отказываюсь что-либо понимать, – честно признался Гайраль, отступив на пару шагов. – И мне до чрезвычайности хочется отсюда смыться. Что будем делать? Оставим валяться здесь – авось само издохнет?

– Нет, – с решительностью, которой на самом деле он не ощущал, заявил Уиджи. – Вдруг это и есть то самое существо, которое разговаривало из молельни? Тогда мы должны о нем позаботиться.

– Нам его далеко не утащить, – здраво напомнил Мейгелен. – Хотя тут поблизости торчит туранский постоялый двор, а около него всегда околачиваются носильщики. Не знаю, правда, захотят ли они работать на ночь глядя…

– Зови, – решил Уиджи, с сожалением запуская пальцы в болтавшийся на поясе кошель и извлекая пригоршню серебряного «скотного двора» офирской чеканки. – Взвалим его на носилки…

– Да нас ни в одну приличную таверну не пустят! – вскинулся Гайраль. – Решат, что мы в самом деле полудохлого каторжника приволокли! Вы посмотрите на него – такого даже в овечьем загоне не всякий решится поселить! Говорю вам, он через колокол-другой дух испустит!

– Позовем лекаря, – робко заикнулась Ильха. Молодые люди глянули на нее с сомнением, Мейгелен вымученно хихикнул:

– Тут нужен не лекарь, а колдун. Некромант, чтобы умел воскрешать покойников. Или Шанталь Кофиец. Но люди говорят: старый скряга шагу за порог не сделает, пока его не поманят полновесным империалом или двумя. У тебя случайно не завалялось десятка-другого?

– Золота у меня нет, – пожала плечами девица Нираель. – Разве что немножко серебра отыщется.

– Давайте лучше я сбегаю за Ворчуньей, – встрял Гайраль. – Она живет по соседству со мной и вроде бы как раз вернулась в город. Берет она немного, а лечит ничуть не хуже кофийского шарлатана. Правда, Ворчунья сущая ведьма как снаружи, так и в душе, но нам-то какая разница? Где вас искать, в «Змее»? Оставьте весточку, если вас оттуда вышвырнут, ладно?

Целительницу с многозначительным прозвищем Ворчунья на самом деле звали Эсмой Халед, и с первого взгляда на ведьму она никак не смахивала. Обычная женщина, чей возраст перевалил за тридцать зим и подбирался к сорока, начинающая седеть, несколько грузная и закутанная в просторное одеяние светло-лилового оттенка. Она прибыла к задней двери «Змеи и скорпиона» на скрипучей повозке-одноколке (что свидетельствовало о вполне приличных доходах Ворчуньи), запряженной почтенного вида буланым мерином, в сопровождении показывавшего дорогу и украдкой зевавшего Гайраля. К тому времени Уиджи, Ильха и Мейгелен успели получить ключи от одной из приличных комнат на первом этаже и тайком от хозяина втащить через черный ход носилки с явившимся из Капища незнакомцем. Уложить грязное, помирающее существо на относительно чистую постель они не рискнули, устроив его на потрепанном коврике.