Павел Марушкин - Музыка джунглей

А Иннот уже брёл по затопленному городу своих снов. Проделав недолгий путь, он очутился в знакомой квартире, где его с улыбкой поприветствовал Дворнике.

Старейший персонажик восседал в потёртом кожаном кресле и, побрякивая спицами, что-то вязал.

– Ты что делаешь? – удивился каюкер.

– Вяжу носки, – невозмутимо ответил Дворнике. – Очень хорошее дело. Медитативное… Хочешь, научу? Это несложно.

– Спасибо, может, как-нибудь в другой раз. Слушай, мне срочно нужен Сол Кумарозо.

Дворнике рассмеялся.

– Старине Кумарозо даже после смерти не дают покоя! Вот что значит быть знаменитостью! Ладно, сейчас я его позову. – Дворнике отложил вязание и встал. – Ты и сам, конечно, можешь это сделать – но, боюсь, после того как ты увидишь, что за мир придумал для себя Сол, ты так и проснёшься с раскрытым от изумления ртом. Этот парень совершенно сумасшедший!

Он вышел, аккуратно притворив за собой дверь. Иннот успел лишь заметить длинный, уходящий во тьму коридор с множеством дверей. «Вероятно, за каждой такой дверью находится чей-нибудь мир, – подумал он. – И когда-нибудь одна из них будет вести в мой». Невольно каюкер поёжился.

– Здорово, старина! Какие проблемы? – весело поприветствовал его Кумарозо.

Звезда джанги был одет всё в то же яркое пончо; глаза весело поблескивали сквозь розовые очки.

– У меня действительно проблема, Сол. Завтра я с друзьями буду выступать перед отборочной комиссией джанги-фестиваля, и нам во что бы то ни стало надо выиграть.

– Решил начать музыкальную карьеру? – изумился Сол. – А как же каюкинг?

– Да нет, дело не в этом. – И Иннот вкратце изложил причины, побудившие его прийти.

– Вот что, это дело непростое. Пойдём-ка прогуляемся и обсудим, – предложил Сол.

В руке его внезапно материализовался огромный «косяк». Потянуло умат-кумаром.

Они вышли на лестничную площадку, и там Кумарозо неожиданно повернул наверх.

– С крыши вид лучше, – пояснил он в ответ на недоуменный взгляд Иннота.

– Слушай, а почему это Дворнике сказал, что твой личный мир совершенно сумасшедший? Что в нём такого? – полюбопытствовал каюкер, взбираясь вслед за ним.

Кумарозо расхохотался:

– Это мой-то мир сумасшедший?! Видел бы ты его мир! Нет, ну надо же! Ай да Дворнике! Я бы с удовольствием показал тебе, что у меня и как, но ты ведь, насколько я понял, сейчас пришёл по делу? – Сол выбрался сквозь чердачный люк на крышу и, глубоко затянувшись, предложил: – Присаживайся.

Иннот в недоумении огляделся. Сесть, собственно говоря, было не на что – кругом громоздились только крашенные суриком жестяные скаты и кирпичные трубы. Кумарозо между тем с удобством расположился прямо в воздухе, в полуметре над крышей, скрестив ноги, точно факир.

– Это же всё не более, чем сон, – он обвёл рукой мёртвый город. – Но если тебе так уж нужно нечто материальное… – Сол глубоко затянулся и вдруг выдохнул в направлении Иннота чудовищно густую струю кумарного дыма.

Клубящееся облако почти мгновенно приняло очертания роскошного, с гнутыми ножками дивана.

– Устраивайся!

С некоторым опасением Иннот пощупал обивку. Она была мягкой, словно пух, но вполне материальной. Каюкер осторожно сел и достал из кармана свою трубочку. «А почему бы мне не попробовать»? – подумал он и представил, что вместо горлодёристой махорки только что набил её ароматнейшим табаком – вроде того, которым его угощал Хлю при первой их встрече. Он осторожно затянулся… Да! Получилось!

Музыкант снисходительно поглядывал на него.

– Значит, так, старина. Во-первых, должен тебя огорчить: профессионализм всё-таки играет роль в искусстве джанги, причём немаловажную. И второе: нельзя лабать хорошую музыку, просто собрав компанию приятелей, которые и инструменты-то держали в руках предки знают когда. Разумеется, где-нибудь в джунглях, у костра, всё это будет прикольно и весело. Но когда ты окажешься перед отборочной комиссией фестиваля… Извини, такой номер не пройдёт.

– Я-то надеялся, ты чему-нибудь научишь меня по-быстрому, – огорчился Иннот. – Или хоть подскажешь, что делать.

– Увы! Понимаешь, какая штука… – Кумарозо помолчал. – На самом-то деле и ты, и я, и прочие персонажики – это всё один и тот же человек. Но судьбы у нас совершенно непохожие, и занимались мы все по жизни разными вещами. Разумеется, ты можешь играть джанги, причём безо всяких подсказок с моей стороны. Его ритмы в твоей крови. Но вот, как говорят музыканты, зажигать… Надо сбить себе о струны все пальцы и оттрубить не один концерт, прежде чем это начнёт получаться.

– А что, если ты просто подменишь меня на денёк, а?

Кумарозо аж поперхнулся:

– Подменить?!

– Ну да. Только на завтра!

Сол снял очки и протёр их.

– Оригинальное предложение! Знаешь, такого мы до сих пор не практиковали… – Он задумался, потом вдруг улыбнулся: – А что! Мне эта идея даже нравится – отдохнуть денёк от всемогущества! Но учти – я парень своевольный! Твои друзья на меня не обидятся, ежели что?

– Я предупредил их, что для пользы дела, так сказать, войду в образ, – ухмыльнулся каюкер. – Так что любое моё, в смысле твоё, чудачество просто спишут на это. Ну как, по рукам?

– По рукам! Кстати, как вы называетесь? Уже придумали?

– «Киллинг очестра»! – гордо сказал Иннот.

– Забавно! А ты знаешь, что моя группа называлась «Смуфинг очестра»? Очень похоже.

– Нет, я не знал. А что значит слово «смуфинг»?

– «Smoothing» на пиджине – «сглаженный», или «плавный».

– «Сглаженный оркестр»? Странное название!

– Ничего странного. Видел бы ты, сколько умат-кумара выкуривалось перед каждым концертом! Мы и по струнам-то попадали с трудом, настолько всё было сглаженно и размыто…

Морш де Камбюрадо открыл маленьким серебряным ключиком палисандровую шкатулку, достал из неё толстую сигару и с наслаждением понюхал. Восхитительная вещь! На месте наших олухов-законодателей, подумал он, я бы лучше запретил не умат-кумар, а табак. Во-первых, такое замечательное зелье просто обязано быть незаконным и запретным. Во-вторых, всё незаконное и запретное в Биг Бэби тут же расцветает пышным цветом. Майор представил себе, как посланный на чёрный рынок дворецкий покупает из-под полы некоего абстрактно-вёрткого господина упаковку сигар. Да, всё было бы намного проще… Те, что лежали в шкатулке, привёз ему знакомый телевизионщик – привёз из какой-то всеми предками забытой лесной деревеньки. Вот до чего дошло! Какие-то куки делают столь замечательные вещи, а в Бэби достать их практически невозможно.

Де Камбюрадо ещё раз с наслаждением вдохнул тонкий, отдающий ванилью аромат и с сожалением положил сигару обратно. Время насладиться ею ещё не приспело. Он взял со стола колокольчик и позвонил. Тотчас высокая резная дверь приоткрылась, и в кабинет проскользнул секретарь – молодой павиан, племянник.