Андрей Вербицкий - Домен

На мое счастье ящики стола оказались незапертыми. В них обнаружились несколько свернутых в трубочку бумаг с печатями (думаю это и есть документы на земли и титул), перевязанные лентами несколько пачек писем и связка ключей, скорее всего от сундуков, что очень кстати. Старик Ласкон, наверняка, заранее озаботился, чтобы я не тратил время на взлом. Итак. Посмотрим. В первом обнаружились книги. Пухлые и тяжелые, такими убить можно. Открыл один том, второй и поморщился. Мало того, что читать пока не могу, так они еще и написаны на языке отличном от виденного в библиотеке. Пусть тут полежат. В следующем на дне обнаружились аккуратно завернутые в бархатную ткань: женские золотые кольца, кулоны, ожерелья и небольшой мешочек с золотыми монетами. Внутри нашлись всего двадцать четыре короны. В общем, как и думал — денег немного, а драгоценности пускай тоже лежат. На черный день. Открыл третий — пустой, четвертый — тоже. Негусто.

Захватив с собой только кошель и документы, пошел обратно. Щель для ключа нашлась быстро. С этой стороны не было необходимости ее прятать. Вставив пластину, полюбовался на игру волшебного света, выдернул ключ (вот был бы прикол, если бы действительно забыл) и переступил порог.

В спальне ничего не поменялось. Ронда, кажется, немного пришла в себя и зорко следила, чтобы никто не вторгся. Нехитрое задание — никого не впускать — привело Ронду немного в чувство. Старушка уже не убивалась как вначале. Уже радует. Она хоть и старая, но по сути, одна из немногих кому я могу чуть-чуть довериться.

— Никто не пытался войти? — первым делом спросил у нее.

— Нет, — ответила Ронда.

— У меня к тебе еще одна небольшая просьба, — чуть погодя произнес я.

— Я слушаю, господин барон.

Вот так вот. Уже господин барон. Почему-то повышение статуса не очень радует. Раньше от Дирека Ласкона ощущалась поддержка, теперь придется самому выкручиваться.

— Прошу тебя, вынеси эти документы незаметно. Потом отдашь мне, — сказал и протянул найденные бумаги. В груди засела какая-то заноза и беспокоила. Может, зря перестраховываюсь, поддавшись приступу паранойи, только смерть старого барона как-то не ко времени. Надо по этому поводу еще с магом переговорить. Дотошное расследование проводить не буду, попросту не имею необходимых навыков, но попытаться подстраховаться сам бог велел.

— Все сделаю, как сказали. Не извольте беспокоиться, — Ронда вытерла влагу с глаз, взяла бумаги и спрятала в складки просторной длинной юбки. Прям фокус какой-то — раз и нету. — Вы идите, господин. Идите. Нечего вам с покойником сидеть.

Я выдохнул тяжко и послушался совета, мысленно благодаря свою бывшую сиделку. Оставаться, в самом деле, не горел желанием.

На следующий день, после того как урну с прахом старого барона замуровали в стене фамильного склепа, была назначена церемония вхождения в совершеннолетие Грава Ласкона. Как управляющий и ожидал, наследник, не раздумывая, согласился на проведение ритуала прибывшим жрецом-настоятелем бога Изнера и даже не поинтересовался, откуда жрец появился в замке. Да и куда бы он делся, когда за спиной маячит тень грозного Жорэса Маргрона?

Церемония состоялась в молитвенном зале замка, и прошла быстро и без осложнений. На алтарь Изнера поставили кувшин дорогого вина и положили свежий хлеб, а настоятелю сунули втихаря две короны. После взятой пробы с даров, священник во всеуслышание сообщил, что вино не прокисло вмиг, а хлеб не заплесневел, значит, Изнер дал согласие ввести Грава Ласкона во взрослую жизнь. Потом походил немного вокруг стоящего на коленях молодого барона, напевая под нос священные тексты, восславляя справедливость Изнера. Присутствующие люди громко повторили хвалебные слова и все. Новый барон стал взрослым человеком.

«Ненадолго», — спрятав ухмылку Корн посмотрел на капитана, находящегося в одном с ним ряду. В последние пару дней поведение Лазго вызывало опасение. Слишком много тот стал пить и управляющий опасался, что его мечта из-за вредного пристрастия сообщника может не осуществиться.

«Проболтается кому-нибудь или совершит глупость и тогда весь замысел развалится. Надо обязательно переговорить с ним и возможно начать действовать раньше, чем запланировано», — подумал Корн.

Народ потянулся на выход, перешептываясь и поздравляя барона. Глядя, как Ласкон улыбается и иногда кивает в ответ, что очень льстило простым людям, управляющего еще больше перекосило от злобы, однако сдержался, выдавил улыбку и, вложив в голос льстивые интонации, произнес:

— От всей души поздравляю вас, мой господин. Отныне вы не мальчик, но муж.

— Благодарю. Жаль, что дед не видит меня сейчас. Он был бы счастлив, — вежливо ответил Грав и устремил на собеседника изучающий взгляд.

— О да, конечно. Господин барон любил вас как никого другого, — Корн опустил глаза и отступил на шаг, пропуская младшего Ласкона. На миг ему показалось, что мальчишка все знает. «Но откуда? Не может быть. Нервы просто шалят», — успокоил сам себя Корн и покинул молитвенный зал.

Уже у себя в кабинете он окончательно пришел в норму и со злорадством представил, какое лицо будет у молодого барона, когда тот узнает, что стал предателем человеческой расы. Остается сожалеть, что обвинение будет выдвинуто не в Империи. Там наказание за связь с мутантами куда страшнее обычной смерти от клинка.

В дверь постучали.

— Войдите, — громко пригласил управляющий, думая, что заявился капитан.

К удивлению посетителем оказался Грав Ласкон собственной персоной. Раньше наследник никогда не изъявлял желания пообщаться. Корн полагал, что уже и не успеет.

Новоявленный барон с порога немного нахально потребовал:

— Мне нужны все бухгалтерские книги и вся переписка, связанная с торговыми делами нашего рода.

От неожиданности и наглости Корн едва не задохнулся. Кровь прилила к лицу, а кулаки невольно сжались.

— Вы мне не доверяете? — управляющий смог выдавить привычную фальшивую улыбку.

— Почему так решили? — Ласкон прошел дальше, ступая по толстому дорогому ковру, и уселся в кресло, закинув ногу на ногу. — Или вам есть, что скрывать? Неужели ведете двойную бухгалтерию? — делано удивился барон, и эта наигранность вывела управляющего из равновесия еще больше.

— Да как вы смеете! Вы подвергаете мою честность сомнению? Я не для того служил столько лет вашей семье, чтобы выслушивать глупые обвинения какого-то юнца, единственное достоинство которого — его происхождение! — выкрикнул Корн.

— Успокойтесь, — в голосе Ласкона появилось столько уверенности, и это оказалось так непривычно, что управляющий моментально послушался и замолчал. — Никто обвинений против вас не выдвигает. Я просто спросил. На всякий случай.