Макс Фрай - Вторая линия. Рассказы и истории разных лет

— Да ну, — говорю. — Не сгущай краски. Я твою маму не первый год знаю. Еще с тех пор, когда тебя на свете не было. Все не так просто, как ты думаешь. Вернее, вообще не так. Мало ли что тебе кажется. Мама у тебя та еще штучка, и жизнь у нее невероятная, просто ты не знаешь, и правильно, все имеют право на тайны. Скоро и у тебя их будет много-много. Столько, что ни в одну обыкновенную жизнь не поместятся, а в твою — пожалуй.

— Правда, что ли?

Она только что собиралась заплакать, а теперь почти готова улыбнуться, глядит на меня исподлобья с надеждой: уговаривай меня, убеждай, пожалуйста!

— Конечно правда, когда это я тебе врал, — говорю, осторожно поглаживая ее мягкое, еще детское крыло.

Из сборника «ВАВИЛОНСКИЙ ГОЛЛАНДЕЦ»

ОТ АВТОРА

У меня были большие сомнения, стоит ли публиковать тексты, написанные специально для «Вавилонского Голландца» — вне контекста, в качестве самостоятельных рассказов. Потому что они — органическая часть книги «Вавилонский Голландец», самого грандиозного и необычного ФРАМовского проекта, сборника рассказов разных авторов, объединенных общей темой, вернее, общим местом действия, кораблем-библиотекой.

С корабля, собственно, все и началось. Друг, поселившийся на побережье Адриатического моря, рассказал мне, что однажды в их порт зашел корабль, оказавшийся плавучей книжной лавкой, уже не раз обошедшей вокруг света с грузом литературы, в основном, на английском языке. Любой желающий мог подняться на борт и купить там редкую книгу или заказать ксерокопию. Мое воображение, вступив в сговор с уступчивой памятью, тут же превратило плавучую книжную лавку в библиотеку; так получился идеальный образ, в который невозможно не влюбиться, и эта любовь захватила меня целиком.

Тогда же писатель Дмитрий Дейч предложил собрать хорошую компанию и написать о корабле-библиотеке книгу. Эта идея захватила меня целиком. И к счастью, не только меня. Забавно, кстати, что сам Дейч, в итоге, так ничего и не написал для «Вавилонского Голландца»; с другой стороны, он сделал гораздо больше, чем все мы вместе взятые: инициировал начало процесса.

Мне, как составителю, хотелось, чтобы книга о «Вавилонском Голландце» получилась цельной и одновременно зыбкой, как сновидение, чтобы реальность корабля-библиотеки стала суммой разных реальностей; строго говоря, именно так и устроена жизнь, но когда составляешь книгу, поневоле встаешь перед необходимостью сделать разнообразие индивидуальных картин мира как можно более наглядным, очевидным для читателя.

Мой ход, в любом случае, был первым. Книга должна была начинаться с истории библиотекаря (и самого корабля-библиотеки), эту историю мне следовало написать и показать остальным авторам, чтобы дать им некоторую общую точку отсчета, от которой можно (и даже нужно) разбегаться в разные стороны. И тогда мне пришло в голову, что историй библиотекаря (и корабля) должно быть несколько. Разных, не связанных друг с другом ничем, кроме единственного образа: до отказа набитого книгами корабля, странствующего по всем морям, и время от времени причаливающего к какому-нибудь берегу, населенному потенциальными читателями.

Это, как оказалось, было правильное решение. На столь зыбком фундаменте, сложенном из нескольких противоречивых и одновременно созвучных правд, выросла удивительная книга, полифонический роман-мозаика о множестве разных кораблей, капитанов библиотек и библиотекарей, великолепная алхимическая сумма возможного и невозможного, наш «Вавилонский Голландец».

Так вот. С одной стороны, мне не хотелось публиковать здесь истории библиотекарей, поскольку вне контекста они не выполняют свое предназначение и, с этой точки зрения, лишены смысла. С другой стороны, эти тексты мне до сих пор нравятся, среди «избранных рассказов» им самое место. С третьей стороны, среди читателей этой книги, вполне вероятно, окажется немало таких, кто до сих пор не особо следил за моей составительской деятельностью и пропустил лучшие ФРАМовские сборники, в том числе «Вавилонский Голландец», а теперь захочет прочитать книгу, начавшуюся с этих историй.

Я им немного завидую.

БИБЛИОТЕКАРЬ

Когда мое зрение начало стремительно падать, я, помню, подумал, что это дурной тон, скверная шутка. На месте собственной судьбы, которую, вопреки хорошему вкусу и здравому смыслу, привык персонифицировать, я бы, пожалуй, постыдился действовать столь прямолинейно.

Нет, правда. Человек, который первый же семестр обучения в университете завершил курсовой по ранней поэзии Борхеса, а последний — дипломной работой, посвященной влиянию поэтики ультраизма на его прозу, после чего немедленно засел за исследование особенностей синтаксиса его устных выступлений, одновременно забавы ради написал несколько дюжин эссе о современной прозе под шутовским девизом «Хорхе читает нас на небесах» и внезапно приобрел, прямо скажем, дешевую, но, черт побери, приятную популярность, — так вот, я хочу сказать, человек с такой биографией не должен слепнуть, это перебор, безвкусица, да попросту плагиат.

Я исправно по этому поводу шутил и столь же исправно посещал специалистов. Специалисты, все как один, разводили руками, ссылались на хитроумные приборы, согласно показаниям которых мой организм продолжал нормально функционировать, невнятно говорили о психосоматике, обвиняли во всем усталость и стресс, от которых я, стыдно сказать, вовсе не страдал, инкриминировали мне подсознательное желание закрыть на все глаза, только что к совести моей не взывали, хотя порой казалось, к тому идет.

Все это было чрезвычайно поучительно, но видел я все хуже и хуже. Я завел специальные очки для чтения и еще одни, для вождения; полгода спустя пришлось сменить те и другие, а потом, в начале зимы, — еще раз. Всего через месяц, в конце рождественских каникул, я сел за руль после недельного, что ли, перерыва и понял, что новые стекла уже нуждаются в замене, вот тогда-то я почувствовал, что Господь возложил карающую длань мне на затылок и понемногу сжимает пальцы. Шутки кончились, началась паника.

Мне только что исполнилось тридцать семь лет; жизнь моя, сказать по правде, была бедна событиями. Даже в юности я куролесил довольно вяло, не в полную силу, зато с удовольствием строил планы на будущее, сочинил для себя судьбу, полную страстей, приключений и путешествий, в глубине души полагал, что создан именно для нее, но все откладывал на потом, думал, успеется, а теперь вдруг обнаружил, что стою, как дурак, упершись носом в глухую стену, и мое прекрасное «потом» осталось где-то позади, и вообще всё.