Бог-без-имени (СИ) - Кокоулин Андрей Алексеевич

— Можем крыс пожарить, — сказал Унномтюр, сцепляя крючки везинга под горлом. — Я там десяток штук убил.

— А таверна? — спросил Фьольвир.

Присев, он выковырял из-под ноги камень размером с Гайво и от плеча бросил его в сторону леска, растущего у остатков крепостной стены. За полетом следили в четыре глаза. Грубо отесанный камень преодолел где-то пятьдесят крафуров и шлепнулся то ли в канаву, то ли в лужу, подняв фонтан брызг.

— Да, — сказал Унномтюр, — крысы тут не вариант.

— Я тоже так думаю, — сказал Фьольвир.

Унномтюр, охлопав в воздухе хельк, намотал его на шею. Фьольвир поправил топорик за поясом.

— Все, идем? — спросил он.

Унномтюр покосился.

— Выглядишь совсем не по-геройски.

— А как?

— По-разбойничьи.

Фьольвир одернул везинг.

— А так?

— М-да.

Дорога огибала башню и ныряла за остатки стены, чтобы продолжиться за леском и подняться на холм к первым домам. На склоне паслись козы. Стайка птиц выпорхнула из зарослей и пролетела у путников над головами.

Небо выцветало в синь. Громко крикнул петух. Разнесся по воздуху звон железа. Бум! Бам!

— Теперь это уже не Кьеркек, — сказал Унномтюр. — Но, кажется, место вполне жилое. Думаю, за серебро нас накормят.

Фьольвир заметил, что дорога разъезжена. Загончики и копенки скошенной травы встречались то тут, то там. Скоро навстречу им, поскрипывая колесами, спустилась с холма запряженная лошадью повозка. Мальчишка лет десяти сидел за возницу. В кузове гнули спины лесорубы — два пожилых, усатых мужика и молодой парень, видимо, приходящийся одному из пожилых сыном.

Одежда на них была простая, но крепкая. Штаны, рубахи, сшитое из шкур верхнее, похожее одновременно и на жакар, и на везинг с полой выше середины бедра.

Поравнявшись с путешественниками, мальчишка остановил повозку. Кобыла смирно встала, лесорубы заоборачивались. Один, как углядел Фьольвир, прибрал под себя топор.

— Здрост. Здрост.

Говор у лесорубов был непривычный, но понятный.

— Здравствуйте, — сказал Унномтюр, вылепив лицо брата Гульдира.

— Доброго дня, — подступил Фьольвир.

— И тобе, и тобе, — закивали оба пожилых. — Пошто идете?

— Путешествуем, — сказал Унномтюр.

— Понятно. Вид у вас странной. Издалеко?

— С севера.

Лица дровосеков вытянулись.

— Так нет ничо там. Море.

— И что, что море? — удивился Унномтюр. — Вы что, за море не ходили?

— Так как? Ульфха там.

— Какая Ульфха?

— Чудищо. Никому не одолеть. С давности ишшо.

— Большое?

— Во! — Один из дровосеков очертил руками купол над головой. — Много кто пытал, раншо-то, топерь уж дурней нет.

— А в селении есть, где поесть? — спросил Фьольвир.

— Так у Скобаля, — показал пальцем на холм дровосек. — Дом-он повышо первох, о три окна. Видно тобе?

— Видно, — кивнул Фьольвир.

— Вот там.

— Или у Флярда, — добавил второй дровосек. — Тот ишшо повышо. У Флярда и пиво как пиво.

— Тогда мы, наверное, к Флярду пойдем, — улыбнулся Фьольвир.

— А занятие вашо како? — спросил малолетний возница.

И получил звонкий подзатыльник.

— Не дорос ишшо! — буркнул дровосек, видимо, приходящийся мальчишке отцом. — Не твово ума дело-от. — Он оборотился к путникам. — Вы зла-т на нас не держите, мы к вам с понятием.

Мужчины в возке выжидательно уставились на незнакомцев.

— Ну, занятие наше простое, — сказал Унномтюр и приобнял Фьольвира. — Мы с братом — воины. Наняться к кому охраной у вас можно?

Дровосеки зачесали в затылках.

— Так тихо у нас-от. Охронять некого. И в дорогах спокой. Вам, робяты, в Окрому путь держать надоть.

— Это куда?

— Так дорогой мимо башни, никуда не сворачивая. К вечеру в ону самую Окрому и войдете. Большой город!

Унномтюр повернулся всем телом, оценивая маршрут.

— Ну, может нечисть какую извести? — снова посмотрел он на дровосеков. — У вас, наверное, бродит кто в окрестностях?

— У нас только Ульфха, — ответил молодой.

— Можем и ее, — сказал Унномтюр.

Фьольвир кивнул.

— Можем!

Дровосеки захмыкали, пряча усмешки в бороды.

— Это вам к Антипу надоть. К Флярду пойдете, он-от укажет.

— Так тихо у вас? — спросил Унномтюр.

— А то! — сказали дровосеки. — Все сами топерь. Живем. Богов-от который год нет. Оно, пожалуй, и хорошо.

— А Ульфха?

— Так в море. А что нам то море? Хлеб есть, лес есть, мясо есть. Какого жита ишшо желать?

— Ну, будьте здоровы! — сказал им Унномтюр.

Мальчишка стегнул лошадь вожжами, и возок со скрипом покатил дальше. Правда, через десяток кнафуров остановился.

— Эй, воины!

Сделавшие несколько шагов путники обернулись.

— Ежли лодка будет нужжа, тожа у Флярда спросите! — крикнули им.

— Мы поняли! — отозвался Унномтюр.

Некоторое время потом шли молча. Впереди взмывали голоса, гавкали собаки, слышался стук топора. По небу плыли облака, их тени то и дело скользили по склону холма. Низкая каменная оградка возвестила о начеле селения. Во дворе первого дома гоняла куриц девочка лет пяти. Рядом светловолосая, крупная женщина, наблюдая за ней, жмякала белье в бадье. Увидев путешественников, она слегка наклонила голову.

— Здрост.

Лицо ее не выразило ни тревоги, ни удивления.

— Здравствуйте, — сказал Фьольвир. — А Флярд?

Он показал пальцем на дома выше по склону.

— Третий дом по правую руку, — ответила женщина.

Фьольвир благодарно кивнул.

Народу в селении было немного, и все были заняты. Кто свежевал заячьи тушки, кто лепил горшки из желтой глины, кто деревянными вилами таскал валки свежескошенной травы вглубь хозяйской постройки. Дети помогали родителям. Из приоткрытых дверей тянуло сдобой.

Первые дома были громоздкие, явно старые, с потемневшей от времени кладкой. Под навесами — поленницы, узкие окна — в ставнях. Выше дома уже ужимались в размерах, но вид имели свежий, светлый, двускатные крыши топорщились черепицей.

Дом Скобаля путники узнали сразу. В широком дверном проеме виднелись столы и лавки, в глубине помещения плясали облески огня, а дух подгоревшего мяса бил в ноздри еще от каменной воротной арки, не имевшей ворот. Девчонка лет пятнадцати сосредоточенно мела двор.

— Выше? — спросил Унномтюр Фьольвира.

— Да, к Флярду, — сказал Фьольвир.

Девчонка, услышав их, подняла голову. Лицо у нее сделалось сердитое.

— А мы тожа открыты, — сказала она. — У Тегумки — все вчерошнее. Он пил вчора.

— Какой Тегумка? — спросил Фьольвир.

— Тегумка Флярд.

— А-а!

— Здрост, — словно опомнившись, произнесла девчонка и покраснела.

— И ты здравствуй, — сказал Фьольвир.

— А серебро вы принимаете? — спросил Унномтюр.

— Не-а, — сказала девчонка. И поспешила добавить: — И Тегумка не принимат. Мы монетки не собирам.

— Хм. Тогда нам и расплатиться нечем.

Девчонка прищурилась, оглядывая мужчин.

— Это! — показала она пальцем на хельк.

Унномтюр, разматывая, стянул накидку с плечей.

— Она подвытерлась, — сказал он.

Девчонка легко выхватила хельк у него из рук.

— За две плошки с мясом — пойдет!

Она тут же чуть ли не полностью закуталась в обновку. Метла — в сторону. Улыбка до ушей. Потом крикнула, чуть оборотившись в сторону дома:

— Ма-ам! Гости!

Фьольвир и Унномтюр пересекли двор и зашли в дом. Девчонка, обогнав их, скрылась за полотняной занавеской, отделяющей зал от других комнат.

— Ма-ам!

Фьольвир огляделся.

Озаряя чуть ли не половину помещения, горел очаг. Над ним темнел на вертеле то ли поросенок, то ли кабанчик, частично уже оприходованный, лишившийся кусков тушки. От него и шел мясной дух. Столов было пять. За куцей стойкой на полках стояли круглые блюда и кувшины.

— Ма-ам!

В недрах дома что-то стукнуло, повалилось, раздались быстрые шлепки босых ног. Подоткнувшую юбку растрепанную женщину вынесло в зал. В матерчатом желобе фартука, надетого поверх рубашки, она вынесла несколько поленьев и свалила их у очага.