Андрэ Нортон - Трое против Колдовского Мира: Трое против Колдовского Мира. Заклинатель колдовского мира. Волшебница колдовского мира
— А что Каттея? Ты сказал, будто ее лишили возможности общаться с нами.
— До тех пор, пока она не даст обещание не пользоваться Силой. Они утверждают, что это Зудит нечисть. — Он обернулся и показал рукой в сторону скалистого склона. — Завтра днем мы увидимся с зелеными, они нас ждут.
В ту ночь меня мучили сновидения. Мне снилось, что я вместе с другими воинами объезжаю на коне луга и поля Эскора, облаченный в доспехи и с мечом на поясе. Я узнавал среди воинов давних знакомых, но видел и множество незнакомцев. Я увидел даже госпожу Крисвиту, тоже одетую в кольчугу и с мечом на поясе. Она была в толпе конников, состоящей из людей древней расы, и улыбалась мне. Мы двигались куда-то единым войском: на нашем знамени была большая зеленая птица. Ветер трепал знамя, и казалось, что птица живая и машет крыльями. Какие-то невероятные чудовища угрожали нам со всех сторон, но мы оказывали им достойный отпор.
— Килан! — разбудил меня Кемок, тряся за плечо. — Что, кошмар снится?..
— Как сказать… — ответил я. — Брат, ты жаждал сразиться с нечистью, похоже, нас это ждет, и либо мы освободим Эскор от гадов, либо навсегда останемся в его земле. Трудное нам выпало время…
И вот нам пришлось второй раз взбираться по скалистой круче, как бы обозначившей границу Эсткарпа. Выбравшись на гребень, мы не поспешили сразу к тропе, ведущей в Эскор, но дали себе немного отдохнуть и оглядеться. У Кемока была трубка о линзами; он вынул ее из кармана и поднес к глазам. Вдруг брат замер и весь напрягся.
— Что такое? — встрепенулся я.
Вместо ответа, он передал мне трубку. Я посмотрел в нее и увидел деревья, скалы и… людей! «Да что же это такое? — удивился я. — Неужели мои преследователи? Тогда они припоздали немного. Они ведь тоже с вывихом насчет востока, и дальше им ходу нет. Что-то их многовато…»
Я покрутил коленца трубки, чтобы настроить ее получше, и увидел: всадник… другой, третий… Невероятно! Я взглянул на Кемока. Он с недоумением уставился на меня.
— Килан, ты заметил, что среди них — женщины?
— Неужели сами Мудрейшие взялись преследовать нас? — пробормотал я растерянно.
Он рассмеялся.
— А ты видел хоть одну Мудрейшую с младенцем на руках?
Я снова навел трубку на всадников и на этот раз среди них разглядел женщину. Как и все остальные, она была в плаще и в штанах для верховой езды, только перед ней покачивалась привязанная к седлу детская колыбелька.
— Должно быть, Эсткарп подвергся нападению, и это — беженцы, — сказал я.
— Я так не думаю, — ответил Кемок. — Они явились с юго-запада. Нашествие на Эсткарп возможно только со стороны Ализона, с севера. Нет, это не беженцы. Скорее, это рекруты, за которыми ты был послан, брат.
— Какие рекруты? — возразил я. — Женщины с детьми? Я поведал о своей миссии только людям Хорвана, и они сочли все это выдумкой, когда я назвался по имени. Какой, смысл им следовать за мной?..
— Об этом не тебе судить, — ответил он загадочно.
Не знаю почему, но мне вспомнилась сцена из детства — один их тех редких моментов, когда в Эстфорд приехал отец навестить нас. В тот день он привез с собой Откелла — нашего учителя боевому искусству. Отец рассказывал о недавнем происшествии на Горме. К острову прибило течением корабль сулькарцев, ходивший в дальнее плаванье. Вся команда на нем была мертва. По записям в судовом журнале выяснилось, что люди погибли от какой-то болезни, которой кто-то из них заразился в заморском порту. Корабль отбуксировали в море, подожгли, а затем потопили — вместе с мертвецами. А виной всему был один-единственный матрос, который принес с берега какую-то смертельную заразу.
«А что если я был отправлен в Эсткарп, чтобы заразить людей стремлением податься на восток…» — подумал я. Какой бы дикой ни казалась эта мысль, она кое-что объясняла.
Кемок взял у меня трубку, чтобы снова посмотреть на тех, кто к нам приближался.
— Я бы не сказал, что им туманят зрение или еще как-нибудь препятствуют, — заметил он. — Похоже, какие-то силы стремятся возродить древний народ.
— А может, всего лишь добавить фишек в игру, — не удержался и съязвил я.
— Им придется расстаться с лошадьми, — сказал он деловито, и мне почему-то захотелось стукнуть его по затылку. — Но у нас есть веревки, и мы поможем им поднять скарб…
— Ты уверен, что они направляются к нам? — спросил я. — Почему ты так уверен?
— Потому что это и в самом деле так, — услышал я за спиной голос Каттеи. Она подошла к нам и взяла нас за руки. — Но сюда идут только те, кто не мог не откликнуться на твой зов, Килан. А знаешь, почему так случилось, что посланцем оказался именно ты? Да потому, что из нас троих только ты мог заразить людей Эсткарпа стремлением идти на восток…
— Навстречу смерти, — добавил я.
— Может, и так, — сказала сестра. — Но разве каждый из нас со своего первого вздоха не приближается к смерти? Никто не волен определить час ее прихода, как не был волен и ты в своей миссии. Мы входим в новую жизнь, которой не понимаем. Оставайся воином, брат, каким был всегда. Разве можно винить меч за то, что он сеет смерть? Конечно же, ответственность всегда на том, кто им распоряжается.
— А кто распоряжается тем, что происходит сейчас? — спросил я.
— Тому имя — Вечность, — ответила сестра. Ее ответ поразил меня. Для меня не было откровением то, что многие верят в первопричину всех вещей, но явилось неожиданностью, что об этом заговорила Каттея, — ведь она хотела стать колдуньей.
— Нет, Килан, — продолжила сестра, уловив мои мысли. — Обретение знаний не обязательно лишает человека веры в Изначальное. Я не знаю, по чьей воле вступили мы на эту неизведанную, стезю, но обратного пути нам нет.
…Так мы вошли в Эскор, который нам предстояло отвоевать у темных сил с помощью мечей, отваги и колдовства. Но об этом — особый рассказ…
Книга IV
Заклинатель колдовского мира
(роман, перевод Н. Лебедевой)
1
История нашего рождения многим уже известна. Наша мать, госпожа Джелита из Эсткарпа, пожертвовала своим Колдовским Даром ради брака с чужеземцем Саймоном Трегартом, но не полностью утратила Силу, и мы трое, рожденные ею в тяжких муках, унаследовали некоторые ее способности. Брату она дала имя Килан-воин, сестру назвала Каттеей, что значит — колдунья, а мое имя означает — мудрость. Правда, мудрость моя всегда сводилась к пониманию того, что знаю я слишком мало. И хотя жажды познания мне было не занимать, сколько ни примеривался я к чаше истинной мудрости, мне пока удалось лишь едва пригубить ее. Впрочем, быть может, и сознание собственного несовершенства — тоже мудрость.
С самого детства я никогда не знал одиночества: мы, трое близнецов, — явление доселе небывалое в Эсткарпе — всегда ощущали, как тесно связаны между собой наши души; Килан, казалось, был создан действовать, Каттея — чувствовать, а я — мыслить. Мы могли понимать друг друга без слов, и порой возникало чувство, что не только дух, но и тела наши по-прежнему находятся в некоем единстве. Потом настал тот печальный день, когда Владычицы отлучили от нас Каттею, и мы с Киланом надолго потеряли сестру.
Война поглощает все силы человека, одни тревоги сменяются другими, живешь от восхода до заката, от сумерек до рассвета. Так было и у нас с братом. Много дней провели мы в седле, защищая границы Эсткарпа от посягательств соседнего Карстена.
Но удача изменила мне, и один удар короткого клинка превратил здорового сильного воина в жалкого калеку. Однако, несмотря на телесные страдания, я был рад этой вынужденной передышке, благодаря которой, вдобавок, наша сестра вновь оказалась на свободе.
Моя правая рука осталась изувеченной, воевать я не мог и, едва затянулась рана, отправился в Лормт. Воюя в горах, я узнал нечто весьма любопытное: да, к югу от Эсткарпа простирался враждебный Карстен, к северу — не менее враждебный Ализон, а на западе бороздили море, опустошая прибрежные земли, наши давние союзники — сулькарцы. Но в Эсткарпе ничего не знали о том, что происходит на востоке, как будто за горной цепью, видневшейся вдали в ясную погоду, был конец мира. У моих товарищей отсутствовало всякое понятие о восточном направлении — эта сторона света для них не существовала.
В Лормте седая древность ощущалась еще более явственно, чем где бы то ни было в Эсткарпе, история которого уходит так далеко в глубь веков, что ученые до сих пор не докопались до ее истоков. Некогда Лормт был процветающим городом, а ныне превратился в руины, среди которых уцелели лишь немногие строения, и было непонятно, зачем вообще построили его в этих пустынных местах. Под ветшающими сводами хранятся рукописи древней расы, и в них, как кроты, роются переписчики, выискивая то, что кажется им достойным остаться в истории. Хотя, конечно, у каждого свой вкус, и не исключено, что полуистлевшие страницы в соседнем шкафу таят нечто гораздо более важное.