Мария Семёнова - Бусый Волк. Берестяная книга
«Так вот какая ты, Осыпь. Вот какой ты мне предстала…»
Бусый даже задрал голову — не видать ли там, впереди, зелёной травки вечных лугов. Думал ли он ещё вчера, когда Зорегляд с Ярострелом вели его показывать Журавлиные Мхи…
Лошадиный топот и визг конных Мавутичей, вырвавшихся из-за поворота, приблизился вплотную и стал совсем нестерпимым. Бусый сморщился, подтянулся, нашёл опору для одной ноги и поднялся ещё на пол-локтя.
«Эх, пращур Белка, сюда бы твою рыжую шубку и цепкие коготки, твоё умение прятаться в самом малом дупле, за лоскутом сосновой коры…» — Не успеем, — сказал Изверг. Ему с его крючком вместо правой кисти приходилось совсем тяжело, Бусый протянул руку помочь, но Изверг лишь покачал головой. — Достанут… Стрелами… — Перевёл дух и добавил: — Не держи зла… Волк.
Бусый хотел ответить таким же словом прощания, но, пока соображал, каким именем назвать своего неожиданного товарища, что-то вспыхнуло перед умственным оком. Да так, что искры посыпались.
«Волк?..»
К жутким Звукам, грозившим смахнуть беглецов со стены, добавился конский топот. Значит, не долго осталось ждать и стрельного посвиста. А какими стрельцами были Мавутичи, Бусый очень хорошо знал. Успел насмотреться.
«Ну да, Волк. Когда нас загоняют в угол, мы не падаем на брюхо, мы убиваем. А ещё мы…»
Он повернул к Извергу перекошенное лицо и заорал:
— Подержи меня!..
Тот, кажется, не очень понял зачем, только то, что мальчишке было для чего-то необходимо освободить руки. Он сделал усилие, от которого уже хотел было себя избавить, как от вполне тщетного. Всадил крючок между слоями камня, годившегося лепёшки на нём печь, рванулся вверх — и обхватил Бусого здоровой рукой, крепко прижимая к скале.
Возле его лица ударила и разлетелась в щепы первая стрела. Её пустили намеренно мимо. Дескать, спускайтесь, пока хуже не стало. Изверг посмотрел вниз и увидел Мавутичей, неспешно выезжавших на открытое место.
И в это время Бусый сложил ладони у рта… и завыл. Это был и волчий вой, и не волчий. Это подавал голос не простой вожак, ведущий голодную стаю на загнанную по насту лосиху. Это взывало Существо, достойное стать плечом к плечу с самим Прародителем. Его вой звучал жаждой вражеской крови, беспощадной решимостью и дремучей, никем не измеренной силой.
Небо не оставляет такой призыв без ответа…
Несколько мгновений прошло в тишине. Замолчали даже Мавутичи. Возможно, они начали что-то смутно подозревать. Лишь Владыка Мавут до конца понял, что происходило, но даже он не смог ничего предпринять. Потому что его сила была заёмной, а значит, ей изначально был отмерен предел. Подобным ему лучше умолкнуть, когда говорят Небеса.
Безо всякого предупреждения по лицам Изверга и Бусого скользнули благословенные тени… Скользнули и исчезли, но вновь хлынувший солнечный жар уже не казался враждебным и беспощадным. Ибо может ли Прадед Солнце в самом деле обжечь и испепелить Своих правнуков, веннов?
Бусый обернулся вслед за тенями и увидел двух симуранов, кружившихся над ущельем.
Это были не совсем обычные симураны…
Люди привыкли считать их крылатыми псами, но Бусый увидел Тех, в Кого свято верил его род: крылатых волков. Конечно, они не несли всадников, потому что волки живут сами по себе и не знают хозяина.
Но они всегда готовы выручить брата…
Кто-то из Мавутичей пустил в них стрелу. Лучше бы он этого не делал! Стрела безобидно ушла в жаркую синеву, а волки-симураны, ринувшись вниз, одновременно коснулись земли прямо перед всадниками. Сложили крылья и…
Кони сошли с ума. Всадники силились их усмирить, но животные били задом, взвивались на дыбы, падали и катались, ломая кости слишком цепким наездникам. Снова вскакивали, ржали и били копытами, целя в людей. Страшные крики, рёв, безумное ржание… кровь на меховых безрукавках…
Мавут метался среди своих воинов, силясь вразумить людей и коней. Ничего не выходило. На Владыку просто не обращали внимания. В бешено хрипящей мясорубке он едва слышал собственный голос, ему с трудом удавалось избегать разящих копыт…
Едва ли не впервые он сам себе казался ничтожным, маленьким и бессильным. В какой-то миг он готов был броситься с мечом на проклятых серых тварей… но не смог их отыскать. Симураны исчезли. Были они на самом деле? Или привиделись? И если так, кто сумел их наслать, не мальчишка же?..
Некоторое время Бусый с Извергом смотрели вниз с края ущелья. Потом поднялись и пошли прочь. Две крылатые тени ещё раз промчались над ними — и унеслись в сияющую вышину, растворились в слепящем солнечном свете…
Когда наконец внизу всё улеглось, беглецы были уже далеко. Не удалось даже понять, в каком направлении они скрылись. Пытались пустить собак, но псы по следу не пошли.
НЕМИРЬЕ
— Ну как, Бажанушка? Кудель привязывать станешь ли?
Кареглазая Росомашка старательно делала вид, будто придирчиво и даже с неодобрением рассматривает жениховский подарок, но румянца, заливавшего щёки, удержать не могла. И глаза выдавали — искрились озорными смешинками. Прялка была хороша. Вырезанная из еловой копани, удобная и красивая, пахнущая маслом и воском, она словно бы мягко и тепло лучилась изнутри — светоч и оберег грядущего счастья.
— А у нас, — подначила жениха Бажана, — совсем другие прялки делают. Разъёмные, вот! Вынул лопасть — и хоть с собой бери, за пояс заткнув!
И уже слышались в её речах сорок лет в согласии и любви, и уже виделось, как она, седовласая, окружённая внуками, будет точно так же подначивать своего «деда Твердолоба», ревнителя обычаев и законов. А он будет всё с той же мальчишеской горячностью отстаивать какую-нибудь малость, завещанную Прародителями. Вроде ширины лыка для «писаных» праздничных лапотков: сказано — вполногтя, значит, вполногтя, и никаких на сей счёт разговоров, и кому какое дело, что ноготь у каждого свой!.. Твердолюб не подвёл и сейчас.
— Хоть моя, так ведь она же от старейших матерей наших такой и была! Её разнимать — это после придумали, в отступление от старины. И кто придумку ту подсказал, нам неведомо…
Бажана, дурачась, легонько надула пухлые губы.
— Так зачем тогда в наш род сватаешься, если мы тут Правды не помним?
А у самой рука так и тянулась примериться к дивной прялке. Вынести самую что ни есть тонкую льняную кудель, приколоть спицей с кольцом, обмотать плетёным шнурком. Сесть на длинное, широкое, гладкое донце, уже казавшееся ей мягче всякой подушки…
Посередине лопасти красовалось колесо о двенадцати спицах-лучах — символ Света Небесного. А наверху расположился целый городок с заботливо вырезанным тыном, нарядными избами, высокими теремами и даже маленькой крепостью на холме. Так по рассказам удалого купца Горкуна Синицы Твердолюб представлял себе Галирад.
Невеста и жених сидели рядком на завалинке, чуть касаясь друг дружки плечами и заливаясь от этого жарким румянцем. Склонились головами к красавице-прялке и вели неспешную беседу о том, что вырезано на ней… Бажана всё-таки не выдержала, убежала в клеть за куделью. А Твердолюб оглянулся на голоса и движение возле ворот и почтительно вскочил:
— Матушка Росомаха… Батюшка Родосвят…
Через двор к нему шли большак и большуха, и парень сразу заметил, что Родосвят Куница тяжелее обычного опирался на палку. Твёрд успел даже решить — разболелась к перемене погоды искалеченная на охоте нога. Но лица у вождей деревни были такие, что через миг у Твердолюба оледенело нутро. Ещё ни о чём не спросив и ничего не услышав, он уже знал: случилась беда.
Перед ним мгновенно пронеслись знакомые лица: мама? Отец?.. Или глупый двухродный братишка себе погибели доискался?.. Или дедушка Астин ткнулся лицом в очередной недописанный лист?..
А может, Дымка в лесу в ловчую яму упал?..
Родосвят молча положил руку ему на плечо и стиснул жёсткими пальцами. И наконец выдавил из себя страшные слова:
— Сынок… Немирье у вас.
Как выяснилось, резвый правнук большухи действительно нашёл в лесу Дымку, но не в ловушке, а просто на тропе. Окровавленный кобель полз по следу хозяина, пока не ощутил под лапами шёлковую травку вечных лугов. Неробкий парнишка вынул из пёсьих зубов кожаную, обшитую кольчужными звеньями рукавицу, в которой так и задержалось несколько пальцев, и решил посмотреть, кому же Дымка дал последний бой в своей жизни. От Серых Псов до Росомах, если не останавливаться, был день пути, но всего расстояния отроку одолевать не пришлось. Всё тот же Дымка предупредил его, явив раны не от ножей, даже не от стрелы, — от меча! Юный Росомаха выбрал дерево на высоком холме, знакомое дерево, с которого они со сверстниками привыкли перед весенними кулачными сшибками наблюдать за приготовлениями Серых Псов…
