Сергей Мельник - Попаданец (Барон Ульрих) (СИ)

Жутко взвыл за спиной зверь, где-то в отдалении слышались крики людей и грязные ругательства старушек, что-то крутилось вокруг меня, действуя в бессмысленных смыслах которые придумало для себя нелепое бытие, а я тупо пялился на багрово-черные, в ночи руки наблюдая как с них редкой капелькой на булыжники мощеной улицы, падает кровь. Некогда молодая субстанция жизни невинного еще по сути ребенка.

Тина…

Тина… Я помню тебя, ты была рядом, ты говорила со мной, ты дарила мне чувства и эмоции, что же это тогда такое? Как такое возможно под этим небом? Что это за боль, что перекрутила так все внутри и не дает полновесно вдохнуть воздуха…

Не столько физически, сколько интуитивно я ощутил тяжкий наполненный страстей взгляд, что уперся мне в спину. Медленно словно сквозь патоку, я не поднимаясь с земли, развернулся ощутив как мое лицо обдало мерзостным зловонием разложения из оскаленной пасти огромного зверя что застыл в считанных сантиметрах от меня. Зверь замер подрагивая всем телом словно гигантский спусковой механизм, словно пружина на взводе готовый в считанные доли секунды сыграть грудой мышц, накрыв меня одним рывком.

— Тина? — С трудом выдавил я из себя слова. — Это вправду ты?

Мне так много нужно было сказать, я бежал, что бы поговорить с ней, спросить что-то. Какая-то горечь подкатила к горлу, все внезапно стало каким-то пустым и мелочным и даже это тоскливое узнавание, что сейчас вновь возникло между нами, даже оно не могло всколыхнуть ушедшие эмоции моей души.

— Привет подружка. — С трудом удалось мне печально улыбнуться. — Не думал вновь увидеть тебя.

Тяжело с выдохом и рывком я поднялся на ноги, так что наши глаза сошлись на одной плоскости. Долгим был этот взгляд…. Очень долго мы молчали, укутанные дымкой магического тумана отгородившись им от бренной действительности.

«Я скучала». — Наконец пришли ко мне первые робкие слова, той кого я когда-то знал. — «Мне было так тоскливо и одиноко в этой тьме, что это чувство стало сродни боли».

Она вновь замолчала, сделав круг вокруг меня, словно собираясь с мыслями и мягко неслышно ступая когтистыми лапами по мостовой.

«Смерть». — Вновь пришли слова. — «Это смерть и боль, которая идет по кругу. С рассветом ты умираешь, что бы вновь возродиться и вернуться к боли жизни с заходом светила. И никого. Понимаешь? Никого рядом лишь незримые удары команд, понукающие тебя к убийству и туманящие разум ненавистью и злостью…»

«Прости» — Мне с трудом удалось сглотнуть ком подкативший к горлу. — «Это моя вина, это моим решением ты стала тем, кто ты сейчас».

«Ты думаешь, я была бы против?» — Зверь заклокотал горлом, после чего дико взвыл и рванул когтями по камням, высекая тусклые искры. — «Да я не жила никогда по настоящему, а посему никогда и не рассчитывала умереть достойно! Я стала вампиром, когда мне не было еще и девятнадцати лет! Сколько себя помню жизнь всегда била меня не щадя и наотмашь. Это другие знали любящих родителей, это другим было дано счастье стать родителями, это другим было позволено прижиматься теплом своего тела к любимому мужчине!»

Зверь погрузился в себя, раскачиваясь из стороны в сторону.

«Ты не поймешь этого, никто не сможет понять». — Зверь тоскливо взвыл. — «Кто не жил то никогда не умрет по настоящему».

Я опустил голову, мыслей ноль, впрочем, как не странно и эмоций. Я словно сам умер не находя ответов и вопросов для нее. Не находя ничего в себе и целом мире вокруг. Что-то вновь жизнь тыкает меня как нашкодившего котенка мордочкой, а я не в силах даже «мявкнуть», болтаясь безвольно в ее руках.

Туман, ночь, гарь от затухающих огней пожаров и мягкий еле ощутимый шелест ленточек на курточке убитой девчушки. У меня нет решения.

У меня нет верного решения.

Я вообще не знаю зачем я и почему здесь и сейчас, зачем и почему она не она там и тут, когда все хуже некуда, когда тупо пусто внутри и нет слов.

Шаг. Шаг на встречу зеленой бездне затуманенных болью внутренней борьбы глаз печального и такого одинокого зверя. Шаг на встречу и в сторону от окровавленного и изорванного тела невинной девчушки. Шаг в пустоту без мыслей и без чувств.

«Я иду к тебе». — Все что я мог выдать измученной душе заточенной в теле зверя — «Иду».

Мы вновь срослись мыслями и пустотой внутри, прилипли взорами, где каждый хотел, но не мог сказать или добавить к уже произнесенному.

«Мне так жаль Тина…» — Кажется, слезы побежали по моим щекам. — «Все так дико и нелепо».

«Не надо». — Зверь вздрогнул всем телом, запуская волну бугрящихся под серой слизкой кожей мышц канатов. — «Так не должно быть».

— Нет. — Покачал я головой сжимая кулак в котором крупицей первозданной энтропии стало формироваться черное пятно непроглядной и ледяной тьмы. — Не должно, ты права девочка, этого не должно было быть.

«Мне страшно Ульрих». — Тело монстра сжалось.

«Не бойся». — Я смотрел на дрожащую руку, в которой формировались острые грани Копья Тьмы. — «Теперь не будет боли».

«Ульрих!» — Резанули ее слова ментальным криком.

Голова зверя в долю секунды осыпалась на камни прахом, тело, исторгнув из обрубка шеи зловонную слизь толчком не живого сердца, покачнувшись, завалилось наземь мешком прогнившего мяса, ну а следом и я рухнул безвольно, не в силах даже глаза закрыть, медленно наблюдая как со смертью гончей, испаряется марево серого тумана.

Не возьмусь сказать, сколько точно я там провалялся, пялясь в пустоту, но через какое-то время меня обступили бабули, испуганно прощупывая пульс и хлопая по щекам, что бы привести в чувства. Они все суетились, что-то спрашивали и возможно я даже что-то им смог ответить. Перед глазами все поплыло, накатила дикая непреодолимая усталость, и я с блаженством закрыл глаза, проваливаясь в небытие беспамятства.

Единственное что червячком шелохнулось внутри, была мысль о смерти Альвы Шернье, о которой голосили сестрички Хенгельман, но возможно мне это показалось.

Площадь постепенно наполнялась звуками. Серая марь непонятного тумана в считанные минуты была разорвана слабым ночным ветерком, испуганно пролетевшим по улочкам древнего города, от чего безумное пиршество смерти в виде изуродованных тел практически повсеместно устилающих землю среди разбитых и изодранных лоскутов палаток циркачей, выглядели какими-то белесыми пятнами в ночи.

Все пространство стали заполнять стражники города, испуганно оглядываясь по сторонам, кое-где местами еще чадили скупые языки пламени от опрокинутых факелов и светильников, мерцая одиночеством, словно звезды в ночном небе.