Влад Менбек - Чистилище для грешников

– Где она сейчас? – лениво поинтересовался Петр.

– Не знаю! – это Стас произнес не в виде скулежа, а с рычанием, во время которого метнулся к Петру.

Петр ждал нападения, поэтому со всей силы ударил ладонью по голове бродяги сверху, проламывая череп и делая быстрый шаг назад, чтобы не попасть под падающее, с неприятно дрыгающимися ногами, уже мертвое тело. Отступая ему пришлось встать на убитого задним ударом ноги бомжа (этот удар Сергей называл хвост дракона). Мертвое тело прогибалось и выскальзывало из-под ног, что было довольно противно. Он удивился своим ощущениям: с каких это пор у него появилась брезгливость к мертвым? Раньше было только равнодушие.

Бросив нож на труп Стаса, Петр быстро выбрался из ущелья меж ларьками и незаметно осмотревшись, убедился: никто ничего не заметил. А про Стаса подумал, что вполне возможно их встреча еще состоится в будущем и может лучше будет, если у этого бродяги в душе поселится страх перед ним. Петру не хотелось испытывать судьбу и отбивать новые попытки нападения. А мелкая водяная сыпь с неба уже промочила все, что не спряталось под крышей.

Неторопливо пробираясь по залу между ожидающими своих поездов будущих пассажиров, Петр прошелся рядом с игральными автоматами, но блондинки ни где не было. Вернее, там было немало женщин со светлыми волосами, но все они не представляли для Петра интереса, всех их он видел раньше, изучая несколько дней подряд вокзал. Он почему-то был уверен, что эта Ольга из его племени однодневок. И ему очень хотелось с ней встретиться. По рассказу бомжа в камере, он понял, что она не бродяжка. И ему нужно было ее найти. Не понимал только зачем. И даже не мог себе представить, где ее искать.

В половине третьего дня он уже стоял у заветной двери в подвал. Издали было совсем не заметно, что замок подпилен, так он его подвесил. Подождав с полчаса, ежась под водяной мукой, которую дождем-то назвать было нельзя, Петр стал замечать на себе любопытные взгляды входящих и выходящих из подъезда жильцов дома. Пришлось ретироваться. Дождавшись относительного безлюдья он быстро нырнул в подвал. Прошел в глубину, подсвечивая путь зажигалкой, нашел пыльный ящик из-под бутылок, отряхнул его и уселся, решив ждать до конца.

Старался ни о чем не думать, особенно гнал из головы память о вчерашнем собрании, которое застал здесь. Боялся, что увиденное лишь почудилось. Стал прикидывать варианты местонахождения Ольги, но ни одной зацепки не было. Ругал себя за то, что не расспросил бомжа как следует, может быть он знал что-то еще, кроме того, что она была в нормальной одежде и не походила на бродяжку. Хотя и со Стасом он поторопился, следовало бы его раскрутить или устроить жесткий допрос.

Если наведаться в вытрезвитель, помахать корочками перед дежурным… Но в той камере могут оказаться другие. Именно в тот день обстоятельства сложились так, что бродяги грабанули поезд, сорвав с платформы контейнер, а до этого повстречали Ольгу и Стаса. Сейчас Ольги нет, а Стас поостережется и вряд ли будет засвечиваться на вокзале. Значит и ограбление поезда с последующей поимкой бомжей может не произойти. Хотя постой: он сказал, что проснулся в каком-то колодце. Нужно пошарить вокруг вокзала в люках теплоцентрали, авось крысенок и отыщется.

Услышав легкие шаги на лестнице в подвал, Петр замер. Шли двое, по походке женщины. Сверкнул яркий луч фонаря, ударил по глазам. Петр инстинктивно прикрылся ладонью и метнулся в сторону.

– Да не слепи его, – услышал он грудной женский голос. – Видишь, испугала.

– По моему это вчерашний, новенький, – донесся второй, писклявый голосок. Казалось, он принадлежал маленькой девчонке.

– Он! Кто же еще, – уверенно сказала первая женщина и спокойным голосом добавила: – Сбор в восемь, в двадцать часов. Так что топай милок на улицу и отдыхай пока.

– А почему так поздно? – поинтересовался Петр, внутренне обрадовавшись: вчерашнее ему не привиделось.

– Убраться нужно, – как неразумному ребенку объяснила женщина с грудным голосом, ввинчивая лампочку в низко висящий патрон. Вспыхнул свет и Петр рассмотрел двух, одетых в черное, как монахини, женщин.

– Давай, гуляй, – настойчиво сказала та, что ввинтила лампочку, глаза ее при этом стали зеленые, будто подсвеченные изнутри.

– Я вам помогу, – неуклюже предложил свои услуги Петр.

– Ну уж нет, – почти зло усмехнулась обладательница грудного голоса: – Даже не мечтай, – и посмотрела на него в упор уже тяжелым темно-зеленым немигающим взглядом, под низко надвинутым платком. Такой взгляд Петр знал – это был взгляд убийцы.

Он внутренне закипел и вперился глазами в зеленые омуты, физически желая пронзить препятствие и человека, выгоняющего его из вдруг появившейся надежды побега из одиночества. Дуэль длилась не меньше минуты. Женщина первая отвела глаза.

– А ты оказывается из тех, из бесшабашных, – с усмешкой произнесла она, но уже без злости. – Упрям, как бульдозер, но честный. Не успел еще душу-то сильно запачкать? – спросила она.

– В каком смысле? – не понял Петр, не спуская с нее глаз.

– В самом прямом, – коротко сказала женщина, добавив: – Телом ты грешен, а душа пока еще ясная, – и перебив себя, грубо бросила: – Проваливай! Чего маячишь, как светофор в тумане! Сказано в восемь, значит в восемь!

Петр поколебался и вздохнув пошел на улицу. Возможно женщина завоевала это право убирать помещение и никому не хочет его отдавать. Может быть это один из видов ее расплаты за прошлое. А судя по глазам, по взгляду даже в темноте – прошлое ее очень нехорошее. И Петр почувствовал, как внутри у него что-то шевельнулось, а глаза защипало. Он не понял, что это такое, вроде бы как в воздухе зависли остатки слезоточивого газа «Черемухи», а может быть кто-то лук чистит?

С ним что-то происходило внутри, он изменялся но медленно, едва заметно. И это не вызывало у него раздражения, не пугало, но и не радовало. Он списал все на возраст, и немного обрадовался: значит не смотря ни на что – все-таки стареет! Не вечное же это однодневное существование, больше похожее на пыточный станок, чем на жизнь. А вот бродяге-Стасу зависание в одном дне понравилось. Он сразу приписал себя к бессмертным. Водку, еду и женщину он себе найдет, а большего ему и не требуется.

Петр уже вышел на улицу, прошел под продолжающей сыпать с небес водяной пылью на детскую площадку и уселся рядом с песочницей под грибком, на деревянный барьерчик, прячась от дождя. Неожиданная мысль его ошарашила: а что ему самому-то надо?! Еда есть, выпить в любое время, даже даму с Тверской мог за любые деньги привести. Что ему не хватало? Зачем он мотался по городу, искал кого-то. Неужели все из-за себе подобных?