Александр Меньшов - Бледное солнце Сиверии

Интересная загадка.

Щука натужно вздохнул и… кончился.

Я видел, как медленно опускается его грудь, делая последний свой выдох. Руки расслабились и упали на снег.

Вот я потерял ещё и свидетеля.

С минуту ещё смотрел на остывающее тело наёмника, а потом поднялся и на негнущихся ногах поплёлся через взгорье к Молотовке.

Скажу сразу — намучился страшно. Благо, что турора потеряли мой след.

В дороге на меня чуть не напала серая рысь. Она злобно смотрела мне в глаза, но не выдержав взгляда, ушла восвояси.

На третий день уже просто лежал в снегу. Не было никаких сил подняться.

Честно говоря, мне уже было всё равно. Просто хотелось спать. Лежать без конца. Пусть даже и в глубоком холодном снегу…

Что-то горячее макнуло веки. С трудом их разлепив, я увидел перед собой морду огромного пса. Рядом сидел второй.

Горячий язык снова облизал мои скованные морозом веки.

Второй пёс подошёл ближе и с силой толкнул меня лбом в бок.

— Вставать? — еле слышно спросил я у них.

Собаки поочерёдно толкали меня под рёбра, заставляя подняться.

Просто неимоверным усилием, я заставил себя это сделать.

Всего путь до посёлка занял четыре неполных дня. К обеду последнего я почти что «выполз» на опушку елового леса. Впереди саженей через сто виднелся припорошенный недоделанный частокол. У ворот стояла полусонная стража.

На меня глядели, как на какое-то чудище. Если бы не псы Тура, то они бы действительно приняли меня за дикаря.

За время пути я сильно изголодался. Как-то в первый день удалось подстрелить белку. Но это, пожалуй, была вся моя пища.

— Кто таков? — сурово спросил один из стражников.

— Слава Святому Тенсесу! Я — Сверр.

Псы присели по обоим сторонам от меня, и как-то печально глядели в ту сторону, откуда мы пришли.

— Святому богу слава! Во веки веков слава! — ответили стражники.

— У меня дело к Стержневу.

Пока первый отправился звать Влада, второй стражник с опаской поглядывал на меня, словно ожидая какого-то подвоха.

Через несколько минут на дороге появилась торопливая фигура Стержнева. За ним также торопливо семенил первый стражник.

Они подошли почти вплотную.

— Один? — хрипло спросил Стержнев, косясь то на собак, то на меня.

Я кивнул, глядя на всех исподлобья.

— Говори, что случилось.

— Мне бы немного поесть… Очень устал… И замёрз…

Язык практически не ворочался.

— Да-да, пошли.

Дальше все, как в тумане. Меня практически доволокли к избе Бажены. Потом помогли раздеться. Знахарка чем-то натёрла моё тело.

Кажется, Стержнев протянул чарочку полугара. Едва я его выпил, как разум стал каким-то ленивым, сонным.

На все вопросы отвечал невпопад. А когда уже начал есть, то силы оставили меня, и сознание полностью отключилось.

Проснулся я только утром. В доме было тихо. Слышно было только, как в печке потрескивали дрова.

Я встал, и тут же сильно потянулся, испытывая приятную негу во всем теле.

Правда, голова отчего-то гудела, словно колокол, но это не было настолько плохо, как бывает после перепоя. А вот то, что мне просто дико хотелось жрать, и именно жрать, а не есть, — было весьма неприятно.

Давно не испытывал такого жуткого голода.

Я огляделся и увидел, что на столе у окна лежала самодельная книжица, а рядом заточенные перья и деревянная чернильница.

Меня вдруг заняло такое любопытство, заставившее отойти на второй план все остальные желания. Я встал и подошёл к столу.

Читал, честно горя, я весьма плохо, но всё же смог кое-что разобрать. Последняя запись, старательно выполненная чётким почерком, гласила:

«…Воевода приказал своим ратникам распечатать двери языческого алтаря, чтобы топорами разрубить на части и сжечь в костре. На что десятник Мещеров возразил, мол, негоже нам, паладинам, марать свою честь подобным паскудством. Тогда воевода приказал бить десятника тростью. И били его, пока не выбили зубы. Били и приговаривали, что сынам Света дозволено бороться со Злом и Тьмой всеми способами. А плененные язычники-де, являются культистами Тэпа (дальше неразборчиво)…

Тем временем из-под стражи привели тех, коих он именовал колдунами и ведьмами. И, разнообразно допросив их, он увидел твердость в их древней языческой вере. Тогда в безумной своей ярости воевода велел всех казнить страшной смертью: ратники отрубили им кисти рук, отрезали языки и так подвешивали тела на железные крюки, пока язычники не кончались в страшных мучениях. Следом за колдунами воевода приказал казнить и остальных людей…

Я с отрядом прибыл аж под вечер, когда от плененных язычников осталось не более десяти человек. Увидев все бесчинства воеводы, мы незамедлительно указали ему на его же бесчестие. Я пытался достучаться до его благоразумия, говоря ему, что Святой Тенсес ничему подобному, увиденному мной тут, не учил. Что люди, коих он называет колдунами да ведьмами — обычные знахари. А среди них были и просто люди, жители сего посёлка.

Но в ответ на мои возражения, что сии язычники не культисты Тэпа, воевода, будто одержимый, приказал своим людям пытать и нас, как пособников Тьмы.

Я же в ответ приказал своим ратникам защищать себя и жизни оставшихся пленных людей. Сам же вытянул меч и отрубил им голову воеводе.

Его ратники сразу же отступили и более не пытались нападать. Мы забрали с собой язычников, и ушли через горную гряду к лагерю Защитников Лиги…»

Дверь скрипнула, и в избу вошёл Стержнев. Его недовольный взгляд говорил о том, что я весьма опрометчиво влез не в своё дело.

— Кто такие культисты Тэпа? — спросил я.

Влад подошёл к столу и резким движением закрыл свою книжицу.

И тут я понял, почему Стержнев ушёл из рядов паладинов, и что у них за отношения с Баженой. Эта запись рассказала мне о многом. Очевидно, что знахарка из тех самых «плененных», которых Влад спас от сумасшедшего воеводы.

— Придёт время, и сам всё узнаешь, — ответил Стержнев.

Он показал мне жестом присесть на лавку, а сам тут же опустился напротив.

— Рассказывай, — сурово потребовал он. — Всё рассказывай! А то ты вчера…

Я не стал садиться, а пошёл одеваться. И пока это делал, собирался мыслями.

— Ну что? — подал голос Стержнев.

Он держал в руках шлем Ермолая, глядя на него, как на что-то ужасное.

И я начал своё повествование. Влад слушал, при этом ни разу не перебил. Лицо его было каменным, ни одной эмоции, — просто ничего.

Но тут распахнулась дверь, и в избу ввалился Тарас Хрипунов, правая рука Демьяна Молотова. Я его сразу узнал.