Джон Райт - Туманы Эвернесса

Кулак Ворона, притиснутый к боку, по-прежнему держал волка за гриву. Тот брыкался и щелкал зубами, но не мог освободиться из хватки человека.

Волк изогнул голову и схватил себя зубами за плечо; в то же мгновение Ворон обнаружил, что держит в руке длинную волчью шкуру. Летучая мышь энергично захлопала крыльями, взлетела по лестнице и исчезла.

Жирные руки сжали Ворона еще сильнее и легко подняли его в воздух. Монстр, хихикая и испуская слюни, неуклюже пошел к праздничному столу, не выпуская Ворона из рук.

Пол задрожал, почти незаметно, и где-то очень высоко над головой прогремели раскаты грома. Там шел дождь, била молния, дул бешеный ветер, гремели раскаты грома, но Ворон был глубоко внизу, за огромными толстыми дверями, ни один ветерок не мог добраться до него. И он испугался.

В то же мгновение внутренним слухом Ворон услышал слова Темпестоса:

— Братья, слушайте! Страх и гнев сотрясли его душу, заклинание Ворона рассеялось, давайте убьем его и заберем кольцо!

Одно из слепых созданий короткими и толстыми пальцами подхватило цепь, другое начало подогревать подставку с зазубренными ножами и железными вилками над черными углями, от которых шло ужасное тепло, но ни искорки света.

— Мы еще не лечили нашего гостя, и он, конечно, страдает от боли, — пророкотал глубокий бас. — Приготовьте ножницы для кастрации и ложки для выдавливания глаз! Заострите скальпели и приготовьте иголки, чтобы крепко зашить его раны и отверстия! Мы отпразднуем это событие руками, ногами и другими его наружными частями, и будет срезать с кричащего тела все, пока не останется только чистая живая масса без чувств и страстей. Самая лучшая жизнь — жизнь в размышлениях и медитации.

Ворона поставили на ноги на край стола и он, напрягая всю свою силу, не давал похитителю бросить себя в железный ящик. Монстр был бесконечно сильнее человека, но, не видя своей цели, толкал его под неправильным углом.

Весь испещренный родинками, неуклюжий и раздутый от жира монстр повернул свое безглазое лицо к Ворону, из его ноздрей свисали две грязные сопли.

— Присоединяйся к нам, смертный! Мы — затворники Ухнумана, прекрасные Эхвиски! Мы обладаем силой Геркулеса, а красотой и грацией превосходим Адониса!

Ворон ударил его ногой, но по горе бледного жира прошла только легкая рябь.

— Ты только хвастаешься своей красотой! — крикнул он. — На самом деле ты вонючая куча дерьма!

Где-то высоко зло прогрохотал гром; но здесь, под милей железа и камня, все было тихо, как в могиле.

Похититель поднял Ворона над головой так, что ноги человека не касались стола.

— Ты не такой как мы, и мы не упрекаем тебя за это, — произнес из темноты гортанный голос. — Но разве нельзя быть повежливее? Мы не судим о тебе по внешности, потому что для нас она не имеет значение. Попытайся хотя бы немного понять нас.

Похититель бросил Ворона в железный ящик, дюжины заостренных дощечек и гвоздей вонзились в его руки, ноги спину и бока, нанеся неглубокие раны.

Могучие руки не отпускали его. Появилась дюжина голов, ворча и пуская слюни, и начали лизать его раны длинными черными языками, их носы и жирные щеки прижались к его одежде и царапали тело.

— Это что, ваша вежливость? — сказал Ворон спокойным громким голосом. — Это и есть ваша внутренняя красота? — Его лицо стало совершенно бесстрастным, спокойный взгляд выдавал внутреннее усилие. Дождь над крышей купола стал тише, гром перестал греметь.

— Но мы голодны! — сказал голос.

— Эгоист, жестокий эгоист, вот ты кто! Ты должен дать нам то, что мы хотим! — подхватил другой.

— Все должны разделять страдания своих товарищей! — добавил третий. — Во время отчаяния, когда мы обессилили и ослабли от голода, кто не украдет еду у тех, у кого она в изобилии? Кто не съест любого другого, чтобы спасти себя? Ты сам сделал то же самое: Гален рассказал нам, что ты ел его, чтобы накормить свою жену.

— Это было злое дело, — сказал Ворон твердым голосом. — Я сделаю все, чтобы исправить его. И вам не остановить меня, создания Луны!

Жирная рука протянулась, чтобы воткнуть вилку в бок Ворона.

— И как ты собираешь остановить нас, глупый слабак, — самоуверенным тоном спросил эхвиски, державший Ворона. — Мы накопили в себе силу тысяч людей, потому что едим те части, которые выбрасывают сэлки. Им нужны только кожа и форма; мы берем внутреннюю силу и уверенность в себе.

— Съедим первым его язык! — сказал последний голос. — Вы знаете, как мы ослабеваем, когда узнаем правду о себе… Я хотел сказать, когда ложь и пропаганда подрывают нашу решимость!

К этому времени дюжина ищущих рук уже держала цепи и приготовилась набросить их на Ворона; дюжина лиц монстров нюхала и лизала его; другие, насколько он мог видеть в полутьме, напирали сзади, плача и жалуясь, жирные складки тела прижимались к телам товарищей, и они, как поросята, которые толкаются, чтобы добраться до сиськи свиньи, толкались, чтобы добраться до тела Ворона.

Ворон мог двигать только пальцами, в которых все еще держал светящийся электрический шар, и он прижал ладонь к железному пруту рядом с собой.

В этот момент все монстры в комнате касались железных прутьев, цепей, кандалов или своего товарища, которые держался за что-нибудь железное. Жирные конечности дернулись, мышцы задергались в судорогах, огромные тела опустились на пол, слишком круглые, чтобы упасть. Некоторые застонали, из других полилась отвратительно пахнувшая жидкость, третьи замолчали, навсегда.

И вокруг стало абсолютно темно.

— Гален! Это твой стон я слышал?

Ему ответил стон, за которым последовало скрежетание цепи, три коротких скрипа, три долгих, опять три коротких — СОС.

Ворон на ощупь пошел к звуку. Его пальцы нашли плоть, кандалы и иглы, державшие изуродованное тело, распятое на колесе. Он попытался найти шею и плечи Галена, но его пальцы обнаружили, что эхвиски вырвали у Галена язык, выбили зубы и отрезали нижнюю челюсть. Из горла человека торчала длинная трубка, так что если бы в клетке жило какое-нибудь насекомое или животное, оно было бы вынуждено переселиться в живот Галена.

Руки Ворона затряслись, его чуть не вырвало.

Ему совсем не хотелось узнать, какие еще ужасы эхвиски сделали с телом Галена. Вместо этого он накинул шкурку волка на горло Галена и застегнул застежки.

Какие бы цепи не сковывали человеческие руки и ноги, они не смогли удержать более маленького волка, который упал на землю и встал на ноги, радостно лая. Ворон немедленно нагнулся, накинул кожу придворного, которую так высоко ценил сэлки, на горло волка и выпрямился. Вслед за ним выпрямился и обнаженный человек.