Павел Буркин - Кровавый рассвет (=Ветер, несущий стрелы)

  - Госпожа! Госпожа! Да госпожа же!

  Кто это стучится в дверь, да так, что того и гляди вышибет? А-а, так это ж Элинда, та девка, которая привела Эвинну! Интересно, что ее так всполошило, что она готова выломать дверь?

  - Слушаю тебя, - добавив в голос холода, произнесла Айала. Если вести не стоят такой спешки, девчонка строгим внушением не отделается. Хорошая порка пойдет ей на пользу: у попов подрабатывай, но и главное дело не забывай.

  - Госпожа, у ворот алки. Много, с оружием. Требуют вас. Хотели снести дверь, но я сказала, что вы выйдете.

  - Правильно. Сейчас я иду.

  Чтобы поговорить с теми, кто на улице, хозяйке заведения вовсе незачем выходить на порог. Есть балкон, украшенный вырезанной из дерева узорчатой решеткой. Оттуда, оставаясь невидимой для людей на улице, можно их рассмотреть, а при необходимости и поговорить, не подвергаясь риску бесчестия. С незапамятных времен такими от улиц с их соблазнами отгораживались сколенки из тех, что побогаче. Ну, ей-то на бесчестие наплевать, но обычай есть обычай.

  Так-с, посмотрим. Ничего себе... Несмотря на весь житейский опыт, женщина едва сдержала изумленное ойканье. На узкой улочке теснилась, иначе и не скажешь, большая группа алкских воинов в полном вооружении. Покачивались мечи в ножнах, блестели в свете факелов наконечники копий, отблески играли на начищенном железе шлемов и на металлических пластинах панцирей.

  - Зачем вы пришли с оружием? - все же спросила она. Единственный всадник, в кольчуге и с пышным плюмажем на шлеме, задрал голову. - Вы звали Айалу, и я пришла. Говорите.

  - Мы не лясы точить приехали, а арестовать вас всех! - крикнул алк. - По приказанию коменданта. Если вы не подчинитесь, мы будем вынуждены применить силу. У вас четверть часа.

  - По какому праву? - возмутилась Айала. - Мы лишь зарабатываем деньги и не злоумышляем на корону!

  - А мне плевать. Мы тоже лишь выполняем приказ. Собирайтесь, ваше время пошло.

  Вообще-то стоило бы послать наглецов лесом. У заведения Айалы была охрана - четверо неразговорчивых бывших наемников, способных утихомирить любого буяна. Но эти четверо едва ли могли помочь против доброго взвода, к которому в случае нужды может подойти подмога. Да и стали бы рисковать жизнью ради каких-то, назовем вещи своими именами, сколенских проституток, и притом сражаться против соотечественников? Насколько знала этих костоломов Айала, они хороши только против сколенцев. Соотечественники, да еще действующие по приказу властей, для них неприкосновенны. Наоборот, ребятки помогут свершиться "правосудию".

  - Мы подчиняемся властям. Только надо не четверть часа, а хотя бы день, чтобы все собрать.

  - Ничего собирать не надо. Мы посторожим, пока вас не отпустят. Проверка лояльности. Может, проведут обыск. Если у вас искать нечего, вас отпустят через день, и ничего из вашего добра не пропадет. Слово алкского дворянина.

  Делать было нечего, оставалось подчиниться. Повинуясь приказу Айалы, один из алков открыл кованную дверь. На лице ветерана Кровавых топей - злорадство. Айала поймала себя на том, что боится, как не боялась никого. Даже когда совсем давно, как раз после Великой Ночи, к ней впервые вошел клиент, мерзкий даже на вид старикашка из купцов побогаче - только у таких хватает денег на ночь с девственницей, для самой девственницы долгую, как Великая Ночь.

  Когда стайка девушек с Айалой во главе, все так же сопровождаемая глумливо ухмыляющимися охранниками, оказались на улице, конвойные утратили всякий намек на вежливость. Девушек подгоняли древками копей, легкими, но все равно оскорбительными пинками, при малейшей возможности норовили ущипнуть за соблазнительные выпуклости. Как ни привыкли айалины подопечные к мужской фамильярности, это было уж слишком. И какого рожна они забирают всех? Если даже есть сомнения в их лояльности, хватило бы одной Айалы, она бы ответила на все вопросы следователей. Все сразу нужны в одном случае - если собираются вообще не оставлять свидетелей. Но для чего убивать девиц, доставляющих удовольствие всему гарнизону, не требующих и не болтающих лишнее? Уж насчет себя и своих Айала была уверена: ни в чем крамольном ее девки не замечены.

  - Да зачем мы вам все? - попыталась разговорить командира Айала. Все как полагается - выпятила грудь, для ее лет вполне даже ничего, чуть надула губы, будто невзначай по алой помаде скользнул розовый язычок. В свои сорок два она все еще была само воплощение чувственности, и знала: ни один мужчина не останется безучастным.

  Этот тоже не остался. Но добилась она лишь голодного вожделеющего взгляда, которым мужчина мазнул по ее фигуре.

  - Шире шаг! - в ответ скомандовал командир. - На месте вам все скажут, сучки сколенские. Да не дрожите вы так, никто вас не убьет! Скоро вы поймете, как вам повезло. - А теперь - вон туда шагом марш, - указал он на приземистое здание долговой тюрьмы.

  - У нас нет долгов, могу предъявить расписки в погашении, - всполошилась Айала. Из этого здания вполне можно отправиться прямиком на рабский рынок, заработав клеймо на внутренней стороне бедра или еще где. Конечно, Сколен - это не север, где подобное событие необратимо, но и тут приятного мало. А ведь продать могут и куда-нибудь в Баркин, Хорадон или Тэзару.

  - Да ...ть! Деньги тут ни при чем. На город идут мятежники, со всеми, кто с нами сотрудничает, они расправляются. На кол хочешь? Ну вот. В ваших же интересах посидеть под надежной охраной, пока мы не совладаем с мятежниками.

  И Айала поверила командиру вместо того, чтобы крикнуть девчонкам: "Бегите!" - и самой метнуться в проем между домами. Может быть, тогда бы кто-то и скрылся, но вот потом...

  Командир стражи все-таки соврал - наверное, не считал, что стоит держать обещание, данное продажным девкам. Никто с ними не говорил: их сразу же набили в тесную камеру в подвале, в которой стало душно и жарко. Вспомнили о них лишь глубокой ночью. Повинуясь приказам четырех копьеносцев и лучника, они вышли на крепостной двор...

  ...И были оглушены стоящим над городом многоголосым стоном, временами переходящим в отчаянные, какие-то нечеловеческие вопли. Повидавшая в жизни всякого Айала знала: так кричат под пыткой, когда сил терпеть уже нет, и человек превращается в обезумевшее животное. Местами над городом метались отблески пожаров, и рев пламени вплетается в тысячеголосый стон. Местами все же звенит сталь - не всем по душе участь свиньи под ножом. Плывут, заслоняя луну, космы жирного дыма, и к горькой гари пожаров примешивается металлический привкус крови. Видать, много ее льется этой ночью на макебальских улочках. Наверное, хватит на вторую Балли. Может, даже на вторую Эмбру...