Мария Поль - Стремящаяся Ввысь

— И к чему эта история?

— А к тому, что моя любимая стихия — огонь. И я не способна сделать ничего кроме этого. — Я показала рукой на снова протекающий навес. Опять!

— Откуда ты это знаешь? Ведь это реальная история? — Девушка-оборотень заинтересованно смотрела на меня, балуясь своими возможностями. Рука то обрастала шерстью, то снова принимала человеческий облик.

— "Перечень самых сильных волшебников, ныне живущих, лет с краткой биографией" Раздел — водная стихия.

Снова повисло молчание. Каждый думал о своем, ливень все также шуршал по навесу, костерок все также весело трещал, слышалось тяжелое дыхание спутников и рокот взбесившейся реки. Все это создавало мелодию, слишком тонкую, чтобы услышать, слишком красивую, чтобы не заметить.

Вода пробила новую брешь в навесе и капнула мне за шиворот. Я отодвинулась и продолжила смотреть на костер. Кап, что-то мокрое и холодное упало мне на макушку. Я снова отодвинулась. Кап, кап, кап. Этот навес словно смеялся надо мной. Кап, кап.

— Достало! Этот долбаный ливень меня достал! Сколько можно!!!

Маленький светлячок, сорвавшийся с моей руки, махнувшей в сторону навеса, отчаянно искря, врезался в защиту. На мгновение все увидели быстро расходящийся круг сгораемого навеса, с шипением погас костер, а затем наступила темнота. Я забыла сказать, что была ночь?

— Н-даа… — протянул кто-то из парней. Этим было сказано все наше положение. Тяжело вздохнув я начала развешивать вокруг себя кучу светлячков. Не ночевать же нам под проливным дождем.

Дождь закончился только через неделю. А еще через неделю стало возможным выходить из круга высушенной земли с возможностью провалиться в жидкую грязь не по пояс, а только по колено.

Мы продолжили наш путь. Шли пешком, ведя на поводу дакетов. Дышать было основательно нечем, влажность переваливала за сто процентов, а солнце, соизволившее вылезти из-за туч, только увеличивало наши мучения. Нечего говорить, хорошо попали. Вокруг нас цвели огромные цветы, наполняя воздух тяжелыми запахами. Вода, нет-нет, да стекала за шиворот с огромных мясистых листьев. Рай для насекомых. Мошки большие, мелкие, различных вариаций и укусов клубились вокруг нас и лошадей. Последние не знали куда себя деть, раздраженно махая хвостами и взбрыкивая. Болотная жижа, призванная называться грязью, покрывала практически каждый сантиметр одежды. Падений не счесть. Каждый из нас, включая лошадей, успел навернуться не один раз. Отвратительно. Запахи гниения облаком висели вокруг нас, привлекая все больше насекомых. Из-за туч мошкары, клубящейся вокруг нас, видимость не превышала пары метров.

На ночь мы искали хоть какое-то подобие сухости, я жгла грязь до состояния полного затвердения и мы пытались устроиться на небольшом пятачке, вот-вот грозящим разломаться на части и осесть. Это, в общем-то, несколько раз и случалось. Потрясающее ощущение, когда ты просыпаешься от ощущения грязи на лице. А еще лучше, когда просыпаешься от того, что кто-то склизкий и многоногий лазает по тебе. И такое бывало. С визгом вскакиваешь, пытаясь отряхнуться от этой гадости. Я еще удивляюсь, как это по нашу душу не явился никто хищный. И слава богам, что не явился.

Да еще и ребята, судя по всему, заблудились. В результате мы, злые и несчастные, наугад шли навстречу судьбе, ожидая хоть какого-то знака свыше.

Не могу сказать, что он замедлил явиться.

В один прекрасный день (а день был именно прекрасным, ведь он означал передышку в той муке, которая призвана называться путешествием) мы услышали воинственный клич аборигенов. Эти милейшие чернокожие гиганты напали на нас из-за кустов, повязали и даже соизволили покатать на себе. Не то что бы очень удобное средство передвижения, но сам факт того, что не ты продираешься сквозь тропический лес был лечебным бальзамом на наши измотанные души. Мы и не думали сопротивляться, только перекидывались шутками и смеялись, позволяя юным войнам нести нас на своих горбах. Дакеты над нами ехидно ржали.

— Надо сказать, счастливый поворот событий. — Весело заметил Шакал. — Сидишь себе спокойно, пока тебя аккуратно везут к пункту назначения. — Он попытался устроиться поудобнее и сладко зевнул. — И заметьте, никакой тряски.

— А если начнут вязнуть в трясине?

— Вытащим, — оптимистично заверила я Ирбис, — поедем дальше, а то, еще чего доброго, останемся без средства передвижения. — Я погладила юного аборигена по бритой макушке. Путы у меня в руках уже давно были сожжены. Воин испуганно дернулся под общий хохот нашей компании.

— Айри, не доводи парня, а то он тебя бросит и убежит!

— Пусть только попробует! — Возмутилась я, — это будет его большой ошибкой!

Однако под конец пути ясно чувствовалось, что наших «лошадок» мы уже достали. Еще немного и славным войнам племени «бунго-юнго» не поможет даже осознание того, что мы их законная добыча. Еще одна шуточка с нашей стороны по отношению к славным войнам и юноши бросят нас, там где шли и побегут жаловаться на нехорошую добычу своему вождю. Лишь осознание этого заставило нас замолкнуть и просто ехидно переглядываться и душить смех.

Наконец мы вышли из леса. Довольно большое пространство полностью очищенное от леса занимали маленькие хибары. Где то посередине своеобразной поляны возвышался небольшой холм.

Славных воинов племени «бунго-юнго» выбежала встречать большая часть деревни. Наши похитители с облегченными вздохами сгрузили нас на землю и тут же стали разыгрывать матерых хищников перед остальными жителями. Спектакль досмотреть нам не дали. Подкрались сзади и резко схватили за руки. Уже настоящие матерые войны решили довести нас до места заключения. Где-то сзади раздалось удивленное ржание дакетов — их, значит, тоже. Наша команда и не думала сопротивляться — еще во время путешествия в качестве жертв договорились не показывать наш страшный нрав. По крайней мере — сначала.

Нас посадили в пещеру, находившуюся под земляным холмом. Пещера была мрачной, пыльной, с земляным полом и небольшой пробоиной где-то в вышине, слабо освещающей неровные, необработанные стены. Аборигены задвинули единственный вход огромным валуном и поспешили оставить нас. Шакал с невозмутимостью наемника тут же устроился на полу, удобно вытянув ноги. Остальные стали изучать нашу временную тюрьму. Значит стены не обработанные? Вся поверхность пещеры была исписана, исцарапана различными символами, рисунками, непонятными ни мне, ни моим спутникам. Но разве чтение — это единственный способ узнать информацию? Ни одна вещь в мирах не может остаться чистой, будь то стена, человек, песчинка. Символы не могли появиться просто так, их кто-то создал. Кто-то просто сделал свою мысль материальной, но это же не значит, что мысль исчезла. Мысль осталась, как и чувства, и переживания всех людей, когда-либо находившихся в этой пещере. Я коснулась рукой стены позволяя сознанию впитывать информацию, на мгновения становясь стенами, самой пещерой и людьми, которые здесь когда-то были.