Нил Гейман - М - значит магия

– Мальчишку я запер в комнате, - сказал он себе. - А дверь в лавку закрыл на засов.

Он чистил металлические скрепы вокруг змеиного камня, аккуратно, осторожно, словно археолог на раскопках, снимая черную патину с сияющего из-под нее серебра.

Он уже начал жалеть, что позвонил Тому Хастингсу, хотя этот громила был очень полезен, чтобы пугать людей. Еще он начал жалеть, что придется потом продать эту брошь. Это была вещь особая. Чем больше она сверкала в скудном свете лампочки над прилавком, тем больше он жаждал заполучить ее для себя, для себя одного.

Впрочем, там, откуда она взялась, есть еще. Мальчишка все расскажет. Мальчишка покажет, где это.

Мальчишка…

Тут ему в голову пришла некая идея. Он нехотя отложил брошь, открыл шкафчик за прилавком и вытащил оттуда жестяную коробку из-под печенья, набитую старыми конвертами, визитными карточками и обрывками бумаги.

Он порылся в ней и вытащил карточку чуть больше визитной. Карточка была с черным обрезом, а ней самой не было ни адреса, ни имени. Лишь одно слово, написанное от руки чернилами, порыжевшими от старости: «Джек».

На обороте карточки Эбенезер Болджер карандашом записал мелким аккуратным почерком точные инструкции, как пользоваться этой карточкой (хотя вряд ли он смог бы это забыть), чтобы вызвать человека по имени Джек. Нет, не вызвать. Пригласить. Таких людей не вызывают.

Во входную дверь постучали.

Болджер бросил карточку на прилавок, подошел к двери и посмотрел сквозь грязное стекло.

– Давай быстрее, - крикнул Том Хастингс. - Погода хуже некуда. Дрянная погода. Я весь промок.

Болджер открыл дверь и в лавку ввалился Том Хастингс. С его волос и дождевика капала вода.

– Что такое случилось, чего нельзя рассказать по телефону, а?

– Нам выпала удача, вот что, - с кислым выражением на лице сказал Эбенезер Болджер.

Хастингс сбросил дождевик и повесил его на дверь.

– Что за удача? С грузовика свалилось что-то стоящее?

– Сокровище, - объяснил Эбенезер Болджер. - Даже два.

Он подвел приятеля к прилавку и показал ему брошь, поднеся ее к свету.

– Никак старая?

– Еще языческая. А то и раньше. Может, друидская. Еще до прихода римлян. Она называется змеиный камень. Я такие в музеях видал. А вот такую тонкую работу видеть - нет, не приходилось. Она, наверно, королевская. Паренек, который ее нашел, говорит, что она из могилы - представь себе только курган, полный такими штуками.

– Может, стоит сделать все по закону, - задумчиво произнес Хастингс. - Заявить, что нашел клад. Нам должны будут заплатить по рыночной цене, а мы потребуем, чтобы его назвали в нашу честь. Дар Хастингса-Болджера.

– Болджера-Хастингса, - машинально поправил его Эбенезер.

Потом он сказал:

– Я знаю людей - богатых людей - которые заплатят цену больше рыночной, если смогут держать ее в руках, вот как ты сейчас (а Том Хастингс нежно гладил брошь, словно котенка), и не станут задавать лишних вопросов.

Он протянул руку и Хастингс неохотно вернул ему брошь.

– Ты сказал про два сокровища, - вспомнил Хастингс. - Где второе?

Эбенезер Болджер поднял с прилавка карточку с черным обрезом и поднес ее к глазам приятеля.

– Знаешь, что это такое?

Хастингс покачал головой.

Эбенезер положил карточку на прилавок.

– Вот есть некто, и он ищет кого-то.

– И что?

– И насколько мне известно, - продолжал Эбенезер Болджер, - тот, кого ищет некто - мальчишка.

– Да мальчишек полным-полно, - хмыкнул Том Хастингс. - Так и шныряют повсюду. одни неприятности от них. Терпеть их не могу. А этот некто, он что - ищет определенного мальчишку?

– Мой мальчишка подходит по возрасту. Он одет… ну, ты увидишь как он одет. И он нашел вот это. Может, как раз тот.

– И что, если тот?

Эбенезер Болджер снова поднял карточку, осторожно держа ее за угол и принялся медленно ей размахивать, словно проводя над невидимым пламенем.

– Возьми свечу, чтоб спать спокойно лечь, - нараспев начал он.

– … а вот топор, чтоб голову снять с плеч, - задумчиво закончил Том Хастингс. - Только вот что: если ты позовешь этого Джека, потеряешь мальца. А потеряешь мальца - не видать тебе сокровища.

И оба принялись снова и снова обсуждать все за и против: сообщить ли о мальчике или заняться сокровищем, которое в их воображении превратилось в огромную пещеру глубоко под землей, полную драгоценностей, а чтобы думалось легче, Эбенезер достал из-под прилавка бутылку сливянки и налил и себе, и приятелю по щедрой порции.

Лизе скоро наскучил их разговор, который ни к чему не приводил, а только кружился на месте, как волчок, и она вернулась в кладовку, посреди которой стоял Ник, плотно зажмурившись, сжав кулаки, весь сморщившись, как от зубной боли, и стараясь не дышать.

– Ну, а сейчас ты чего делаешь? - спросила она без особого интереса.

Он открыл глаза и выдохнул.

– Пытаюсь исчезнуть, - сказал он.

Лиза фыркнула.

– Давай еще раз, - сказала она.

Он попробовал, и на этот раз не дышал еще дольше и весь побагровел от натуги.

– Прекрати, - сказала она, - не то лопнешь.

Ник отдышался и со вздохом сказал:

– Не получается. Может, стукнуть его камнем и бежать, что есть силы?

Никаких камней в кладовке не было, и он взвесил в руке пресс-папье цветного стекла, прикидывая, сможет ли он запустить им в Эбенезера Болджера с такой силой, чтобы тот не успел его схватить.

– Их там уже двое, - сообщила ему Лиза. - И если тебя один не поймает, другой схватит, как пить дать. Они говорят - хотят, чтоб ты им показал, где взял брошку, а они тогда раскопают могилу и вытащат сокровище.

Про что еще они говорили и про карточку с черным обрезом она ему не сказала.

– И вообще, что за глупость ты придумал? Ты же знаешь, по правилам уходить с кладбища нельзя. Как будто сам напрашивался.

Нику вдруг стало очень стыдно.

– Я хотел сделать тебе надгробие, - жалобно сказал он. - Я думал, мне денег не хватит. И тогда решил продать ему брошь, чтобы купить тебе надгробие.

Лиза молчала.

– Ты что, сердишься?

Она покачала головой.

– Первый раз за пятьсот лет со мной обошлись по-доброму, - сказала она, и на лице у нее появилась тень гоблинской улыбки. - С чего же мне сердиться?

Потом она спросила:

– Так что ты делаешь, когда пытаешься исчезнуть?

– Как мистер Пенниуорт учил. «Я - пустынный коридор, я - безлюдная улица, я - ничто, меня не увидать глазами, и взгляд скользит мимо». Только ни разу не получилось.

– Это потому что ты живой, - шмыгнула носом Лиза. - С нами, мертвыми, такие вещи проходят, потому что нам приходится стараться изо всех сил, чтобы нас заметили, а для людей это не годится.