Кэтрин Ласки - Девушка-сокол

— Ты там цела, девка? Ничего, недолго осталось.

— Муэп пхрингхисс блетчмиг, — произнесла девушка негромко.

— Что она там болтает?

— Муэп пхрингхисс блетчмиг, — повторила Мэриан. Она точно не помнила, так ли именно звучала ругань соколов, которую она слышала в клетках. Девушка умела ругаться по-английски, но выходило только по-птичьи.

— Кажется, она тронулась. Но выглядит нормально, — с этими словами клетку снова накрыли тканью.

Девушка почувствовала, как ловушку подняли, потом опять поставили, но теперь уже не на землю. По звуку стало ясно, что под нею доски. Оказалось, что клетку втащили на телегу, и вскоре раздался скрип колес. Она двинулась с места. Девичье сердце бешено забилось. В голове вертелись лихорадочные мысли: «Успела ли Календула улететь и объяснить все остальным? Конечно, успела. Должна была успеть. А может быть, осталась посмотреть, куда меня утащили».

Путь казался бесконечным. На краткие промежутки Мэриан погружалась в сон, потом просыпалась, чувствуя путы на своих лодыжках, и в душе закипала ярость. Она старалась успокоиться. Сокол не может охотиться, когда он взволнован. А сейчас нужно было мыслить именно как сокол. Вот только она была сейчас не охотником, а добычей. Не хищником, а жертвой. Телега остановилась, и в душе поднялась паника. Клетку снова подняли и некоторое время несли. Потом распахнулась тяжелая дверь, и сквозь темноту донесся низкий голос:

— Поставьте!

Клетка бухнулась об пол, и девушку слегка подбросило. Затем послышались удаляющиеся шаги, дверь захлопнулась, и наступила тишина. Но Мэриан знала, что она не одна.

До нее донеслись тяжелые шаги и скрип половиц, скрип стула, на который кто-то уселся. Она чувствовала, как жуткие прозрачные глаза пронзают ткань, покрывающую клетку. Сердце колотилось все отчаяннее. Девушка никогда еще не чувствовала столь сильного возбуждения и ярости. В душе царила смесь ужаса и непокорности, и Мэриан начала бешено вырываться. Путы больно резали ноги даже через толстые чулки. Она вскрикнула, но снова дернулась. Резкая боль опять пронзила ногу до самого бедра. А зловещий враг приближался.

— Я требую отпустить меня! — выкрикнула девушка со всей яростью.

Она тут же почувствовала резкий тычок палкой и услышала столь же резкий смех.

— Заткнись! — произнес сухо женский голос.

— Что все это значит? Я требую объяснений!

— Ты требуешь? Ты требуешь? — голос буквально обжигал ее.

Ткань неожиданно убрали. Между прутьев решетки просунулась морщинистая рука и схватила ее за лицо. Пальцы впились в щеку. Подняв глаза, Мэриан невольно вскрикнула. То, что она увидела, напоминало, скорее, маску, чем человеческое лицо. Оно блестело и выглядело расплавленным, словно воск. Лицо прорезал безгубый рот. Но глаза оставались теми же, в них была лишь бесконечная пустота. «Это я сделала с ней такое, — сообразила Мэтти, вспомнив страшный вопль, раздавшийся, когда она сбила свечу ногой. — Я сделала это с ней, и теперь она собирается отомстить».

Голос настоятельницы был низким и спокойным, но как-то странно обжигал:

— Я понимаю, что ты сокольничий, дамочка. Я понимаю, что тренировка сокола начинается с так называемого приручения.

При этих словах Мэриан почувствовала внутри необычайную твердость. Она не даст этой женщине запугать себя. Поэтому девушка подняла подбородок и стала смотреть на свою мучительницу с убийственным презрением.

Настоятельница фыркнула и отвела глаза, но продолжала говорить:

— Я понимаю, что птицу никогда не отпускают одну, что сокольничий приучает ее к себе. — Она сухо рассмеялась. — Более того, птица остается в колпачке до тех пор, пока не окажется в полной власти хозяина.

Потом она резко выкрикнула:

— Годфри!

Скрипнула дверь.

— Да, настоятельница.

— Принеси колпачок!

Но когда на Мэриан стали натягивать колпачок, она поняла роковую ошибку настоятельницы в ее приручении. Та попробовала ее крови. Эта кровь стекала по щеке, когда ногти настоятельницы впивались в девичью кожу. И это доказывало, что девушка никогда не будет в ее власти. Настоящее искусство сокольничего — обучение с терпением и уважением — обязывает относиться к птице бережно и нежно и никогда не наносить ран.

И потянулись темные дни и ночи, в течение которых вкус собственной крови поддерживал в Мэриан решимость никогда не подчиняться настоятельнице. Девушка знала, что не покорится ей.

Колпачок, который надели Мэриан на голову, был сделан из темной жесткой кожи. На нем была длинная узкая прорезь для кормления. Враги хотели, чтобы она не засыпала, но ничего не видела. Они надеялись таким образом подавить ее сопротивление, думали, что, изголодавшись по свету, она, подобно соколу, сдастся и, покорно сев на перчатку «сокольничих», покажет, где спрятаны рубины. Однако настоятельница стала слишком вялой из-за вина и обильного мяса, которым снабжали ее шериф и принц в обмен на многочисленные церковные сокровища. Поэтому она сама не могла подолгу обходиться без сна.

Девушка поняла это в первую же ночь, когда настоятельница громко зевнула и приказала какой-то монашке присмотреть за пленницей. Но и монашка вскоре тоже заснула, негромко похрапывая. Поэтому Мэриан удавалось в эти краткие промежутки поспать и восстановить силы. Она знала, что никогда не взлетит на насест, не примет предложение снять колпачок в обмен на сведения о рубинах.

Стратегия настоятельницы была не слишком продуманной, но она начала наступление в первый же вечер:

— Есть способ значительно сократить твое приручение, дорогуша. Я дам тебе обдумать его. Но прежде всего ты должна знать, что нам известно о том, что ты не только Матильда Фитцуолтер, дочь покойного лорда Уильяма, который сражался сперва в Англии за короля Генриха, потом во Франции за его сына Ричарда, но что у тебя есть и другие имена. Конечно, это ты была неуклюжей служанкой Мэриан Гринлиф. Кое-где тебя знали как Ореховую Девочку, когда ты играла с Робертом Вудфинном, Хьюбертом Бигге и другими мальчишками в зеленом лесу и загорала на солнце. Роберт, конечно, стал Робин Гудом и теперь возглавляет Веселых Молодцов, среди которых находится и Хьюберт, называющий себя Малышом Джоном. В их числе есть и некая юная девушка, Дева Мэриан, которая, как я понимаю, иногда выдает себя за парня. За подростка, у которого лишь пробиваются усики, но который сумел украсть кольцо у епископа Херефордского.

— На нем был камень моей мамы! — воскликнула Мэриан.

— Но меня интересуют совсем другие камни.

— Не знаю, о чем вы говорите.