Ольга Грибова - Омут

Поставив на это произведение искусства небольшой чемоданчик из крокодиловой кожи, Катя обратилась ко мне:

— Что именно тебе надо?

— Я хочу найти одного человека.

Она кивнула и принялась вынимать из чемоданчика какие-то скляночки, наполненные мутными растворами.

Откуда-то из-под стола (оказывается, там была полка) она достала глубокую керамическую миску, расписанную в тех же цветах, что и столешница.

— У тебя есть что-нибудь от этого человека?

Вместо ответа я вытащил из нагрудного кармана рубашки сверток, развернул его и достал небольшой лоскуток белой ткани с темно-бурыми следами крови.

Катя забрала мой трофей. Как только ткань оказалась у нее в руках, она как-то странно взглянула на меня, бросила лоскут обратно мне в руки и категорическим тоном произнесла:

— Я не стану этого делать.

— Но почему? — Я испугался, что от меня ускользнет последний шанс найти Амаранту.

— Я не выдаю охотникам своих, — с этими словами она принялась складывать баночки обратно в чемодан.

Не знаю, откуда во мне взялась такая смелость, но я, сам толком не понимая, что делаю, и рискуя навлечь на себя гнев ведьмы, схватил женщину за руку.

— Мне очень нужно ее найти, но не для того, чтобы убить. Она нуждается в моей помощи, — полным мольбы голосом заверил я Катю.

— С какой стати охотнику помогать вампиру? — спросила ведьма, но руку при этом не отдернула.

Приняв это за хороший знак, я решился на полную откровенность:

— Я люблю ее.

Наверное, ведьмы умеют читать мысли людей или заглядывать им в души, иначе как бы она поняла, что я говорю правду? А в том, что она поверила, сомнений не было.

— Это будет стоить недешево, — Катя освободила руку, но больше не делала попыток собрать чемоданчик.

— Согласен, — еще недавно я сомневался, хочу ли ввязываться в это, но сейчас был готов практически на все, и черт с ней, с душой.

— Сначала выслушай условия.

Я кивнул в знак согласия, хотя то, что мне пришлось услышать дальше, несколько озадачило.

— Я обещала, что не возьму твою душу в уплату за услугу, но кое-что мне от тебя потребуется, — ведьма говорила спокойным голосом, и, возможно, поэтому у меня не возникло чувства, будто она предлагает что-то ужасное. — Ты отдашь мне часть своей удачи.

Ее странное предложение застало врасплох. Я даже не подозревал, что такое в принципе возможно, и поэтому не понимал, чем может для меня обернуться подобное соглашение.

— Что это значит? — решил я уточнить на всякий случай, хотя, конечно, уже знал, что соглашусь.

Она тоже это понимала, поэтому и вела себя столь непринужденно.

— Сущий пустяк, — отмахнулась Катя; по тому, как она это сделала, мне вдруг показалось, что все гораздо серьезнее, чем я в состоянии представить. — Я же не прошу у тебя всю удачу, мне нужна лишь ее малая часть. Просто однажды в этой жизни, когда тебе должно будет повезти, удача изменит тебе. Например, ты не выиграешь в лотерею, хотя мог бы. Но ведь ради любви можно и потерпеть, не так ли? — Она посмотрела на меня, слегка приподняв одну бровь.

— Пожалуй, — согласился я неуверенно. Подумаешь, какая-то там удача, да кому она вообще нужна, я могу всего добиться в этой жизни и без ее участия… примерно такие мысли в тот момент бродили в голове. К тому же меня никогда не интересовали ни «Русское лото», ни другие азартные игры, и я свято поверил в то, что ничего существенного не теряю.

— Прекрасно! — Ведьма с восторгом приняла мой несмелый ответ. — Скрепим наш договор, — и она пожала мне руку. Не раздалось ни раската грома, ни дьявольского смеха, но я сразу почувствовал, что пути назад нет, и теперь между нами существует негласное соглашение, нарушить которое мы оба не вправе.

Вдруг показалось, что я — глупый Фауст, который заключил сделку с Мефистофелем. Но понадобилось довольно много времени, чтобы стало ясно, что даже Фауст по сравнению со мной был в гораздо более выигрышном положении.

Между тем Катя возобновила свои приготовления и достала из чемоданчика очередную колбу причудливо изогнутой формы. В отличие от других, она была пуста.

— Опусти сюда свой волос и каплю крови. — К колбе прибавилась булавка, которая ничем, кроме размера, не отличалась от обычных.

Выполняя указания, я кое-как вырвал волос, опустил его в колбу и, уколов палец булавкой, выдавил туда же каплю своей крови. После закупорил склянку маленькой деревянной пробочкой. Таким странным способом я внес плату за работу. Оставалось надеяться, что Катя не использует мою кровь и волосы в других целях. Но, как оказалось впоследствии, и того, что она взяла, оказалось более чем достаточно.

— Вот и все, — Катя с довольной улыбкой забрала колбу и торопливо спрятала ее в карман халата. — Теперь моя очередь.

Ведьма положила лоскут от платья Эмми в миску и принялась по очереди доливать туда разные жидкости. Чем больше их становилось, тем сильнее валил из миски дым. Вскоре я уже с трудом различал сидящую напротив женщину. То ли густой туман, окутавший все вокруг, так исказил ее черты, то ли дело было в его действии на мое сознание (запах был странным, и дышать стало тяжело), но мне вдруг показалось, что лицо Кати изменилось и из миловидного стало старым и сморщенным. Пальцы, скользящие над миской, напоминали скрюченные птичьи когти, такими тонкими и узловатыми они выглядели. Чтобы не видеть этого кошмара, я зажмурился.

Когда я пришел в себя, в комнате снова было светло и пахло свежей выпечкой, а от недавнего сеанса магии не осталось и следа. Столик и прочие колдовские принадлежности исчезли, и к Кате вернулся облик молодой энергичной домохозяйки. На ум пришла мысль о ее настоящем возрасте, но я посчитал неуместным спрашивать подобное у женщины, которая, к тому же, являлась ведьмой.

— Вот адрес, — Катя протянула очередную бумажку, вторую за эти несколько дней. — Пирожки как раз готовы. Не хочешь ли чаю? — радушно предложила она.

— Спасибо, — прошептал я, так как голос вдруг изменил мне, — я не голоден.

Кое-как поднявшись на ноги, поблагодарил ее за помощь и побрел прочь из квартиры. Она не пыталась меня остановить, а я не желал задерживаться. Так мы и расстались, вполне довольные друг другом. И хотя единственная вещь, которая досталась мне в память об Амаранте, была безвозвратно потеряна, я рассчитывал, что в ближайшем будущем приобрету гораздо большее — ее саму.

Только на улице я вспомнил о клочке бумаги, который все еще сжимал в кулаке. Разжав непослушные пальцы и расправив лист, прочитал первую строчку: «Санкт-Петербург». Что ж, похоже, предстоит еще одно путешествие.