Эмиль, Гнитецкий - Благими намерениями

Мольх стоял, насупившись, сжав зубы и зло глядя на своих истязателей, досадуя от того, что так дёшево повёлся на этот трюк.

- Слушай, а может быть перевербуем его? - нарочито громким шёпотом спросил Бартольда сидевший здесь же Бордул, подыгрывая первому. - Такой отчаянный парень и в такой плохой компании! Ай-яй-яй! Даже казнить его неохота.

Затем обратился к Мольху:

- Давай к нам?! Будем работать вместе. Конечно, некоторые ограничения для тебя будут, и без присмотра тебя никуда не выпустят. Но зато жизнь свою сбережёшь и поганых дружков своих нам всех сдашь. Я, признаться, вспылил вчера, бил тебя долго. Но ты ведь сам на это напросился своим нежеланием сотрудничать. Как тебе такое предложение?

На сыскаря словно вылили ушат ледяной воды. "Они поставили себе целью не только довести меня до телесного изнеможения, но и заморочить голову!". Тем временем Бартольд посмотрел на писаря, а тот, кивнув головой, придвинул к краю стола пачку бумаг, на которых был написан текст. Вслед пододвинул свечу - в камере стояла полутьма.

- Вот это нужно подписать. Видишь, мы даже не будем тебя утруждать давать показания. Просто подпиши. Давай, не валяй дурака, у тебя ещё есть время решить всё в свою пользу! Тебя не казнят, мы уладим этот вопрос, - подмигнул Бартольд.

Мольх наклонился, прочёл несколько строчек наугад, от чего у него глаза полезли на лоб.

- Враньё! Ничего я не буду подписывать?! Это... Это... Какая гнусь! Какая мерзость!

- Нет?! - стукнул кулаком по столу Бордул, Ах, значит, нет?! Ну что же. Пора звать Лукаса!

- Да, вопиющий случай несознательности. Стража, зовите палача!

Через несколько минут вошёл здоровый детина, похожий на дебила-переростка. Лицо его, словно наспех вытесанное из камня, выражало отсутствие ума, рот скосился налево, а улыбка испугала бы стаю волколаков. Он был одет в передник, заляпанный чем-то вишнёво-красным. Очевидно, засохшей кровью.

- Знакомься, шпион. Это Лукас, наш заплечных дел мастер. Из его рук выходили или раскаявшиеся, или трупы. Трупом ты от него не уйдёшь, значит, только второе. Верно, Лукас?

Тот закивал головой и оскалился, не произнеся ни звука.

- У него язык отрезан, не обращай внимания. Но слышит он хорошо, - засмеялся Бартольд, встал, подошёл к столику с инструментами для пыток, и начал рассказывать о назначении каждого из них, демонстрируя у лица Мольха эти варварские изобретения:

- Вот эти крючки предназначены для сдирания кожи живьём. Этими щипчиками выдираются куски мяса. Боль просто нестерпимая! Даже трудно представить, что ты почувствуешь. Невозможно пересказать, как тебе будет больно. А в склянке, - показал Мольху, - сильный уксус. Он вызывает ожоги кожи. А если влить такой уксус в свежую рану, то будешь долго-долго петь на все лады. Но если нас утомят твои вопли, мы воткнём тебе в рот такую грушу. Видишь, я кручу барашек, а лепестки раздвигаются. Иголочки можно загнать тебе под ногти. Ты знаешь, какое нежное мясо под ногтями у человека? Оно очень, очень нежное, и гнить начинает довольно быстро, причиняя лютую боль. Этой специальной верёвочкой можно стянуть тебе голову так, что она треснет во многих местах. Твою безответственную голову ещё можно просверлить этим милым шипом, - показал рукой на тиски с полукруглым зажимом. Ну, о дроблении пальчиков ты уже понял, - закончил кромник, - Знаешь, как весело из расплющенных пальчиков выдавливается костная жидкость?! А, чуть не забыл, это выдавливатель для глаз. Раз - и глаз долой, два - и нет другого. Здравствуй, вечная тьма! Теперь ты видишь, какой у нас богатый арсенал, какое искусство, какая культура пыток для упорствующих. И это, поверь, только начало!

Мольх мелко задрожал и попытался сглотнуть ком. Стены стали уходить то влево, то вправо. Ноги ослабели, комок в горле никак не удавалось проглотить, как застрявшую кость. В глазные яблоки словно подпустили дыму. Окружающие предметы раздвоились и поплыли перед помутившимися глазами. "Держись, граф! Держись!".

Бартольд никак не унимался. Под внимательные взгляды присутствующих и звериную улыбку Лукаса он продолжал свою давно заученную лекцию:

- Гвозди, - со скучающим видом повертел в руках железки, - Самые обычные притуплённые гвозди. Эти гвозди можно вбивать молотком прямо в коленные суставы, пришпиливая их насквозь прямо в дерево. В каждую коленку можно вбить пару десятков гвоздей, потом выдернуть их, на это место забить деревянные колышки и оставить упрямца в таком положении на многие часы. Любое, даже самое мелкое движение, будет только усиливать и до того нечеловеческую боль. Боль в суставах особенно жестока.

С этими словами, достойными законченного садиста, он принялся мерить камеру шагами, ни на кого не обращая внимания, полностью погрузившись в свои садистские фантазии. Мольха крепко держали под руки два стражника, не давая ему упасть. Тем временем кромник откашлялся и продолжил.

- С древних времён люди смотрят на боль, как на неизбежного и постоянного спутника. Она была, есть и будет верным стражем и бдительным часовым человека, постоянным союзником и помощником лекарей. Именно она учит человека осмотрительности и осторожности.

Дошёл до стены и развернулся.

- Заставляет хранить и беречь своё тело. Она мучительна и изнурительна, но хотя она и угнетает человека и заставляет его страдать, до необходимых пределов она необходима и полезна. Почему, как ты думаешь? - голосом университетского профессора спросил Бартольд.

Пленник молчал, стиснув зубы.

- Она предупреждает нас об опасности, защищает от ожогов, обморожений и прочих неприятностей, заставляет принять какие-то меры. Также она предупреждает о заболевании и помогает врачевателю найти и устранить причину болезни.

- Зачем ты мне всё это говоришь? - процедил Мольх, у которого от подобных речей кровь начала стыть в жилах.

- Чтобы ты понял, что тебе сейчас будет очень больно, - Кромник поднял указательный палец вверх и состроил сочувственную гримасу, - Но ты можешь избавить себя от мук двумя словами: "Я подпишу!".

Показал пальцем на стол, где лежали бумаги.

- Вздор! - выдавил из себя Мольх, глядя стеклянными глазами, - Вы не понимаете, что творите, сволочи! Шкуродёры, живорезы, дерьмо коровье!

- Всё сопротивляешься? Надеешься перебороть нас? Нам всё равно, что ты тут говоришь. Кроме одного - согласия подписать показания и добровольное признание, - ухмыльнулся Бордул, встревая в разговор, - А ну давай подписывай. Мы идём тебе навстречу. Избавь себя от мук! И нас - тоже!

- Добровольного? Согласия? - вспылил Мольх. - Где тут добрая воля?!

- Тебе же сказали, ты ставишь не на ту лошадь! - стукнул кулаком по столу Бордул, краснея от ярости. - Я там не знаю, что ты думаешь, но подпись поставишь!