Вероника Иванова - Комендантский час

— Аккуратнее надо, товарищ. Наверное. Можно же аккуратнее?

Чешет затылок. Вернее, складки вязаной шапки, нахлобученной на него.

— Так это, нашальник… Чушка ж ношеная. И планка тоже. Два раза ровно не встать. Никак не встать.

Детали пользованные, значит? Нехорошо.

— Почему не поставили новые?

— Новые не давать никто.

— А запрос сделать?

— Нашальник спрашивать. Только он, однако.

Ну да, виза директора и все такое. Обычное дело.

— Я запрошу, как появится возможность. Составьте список, пожалуйста. Все, что вам необходимо для поддержания… Запасные детали, комплектующие, горюче-смазочные. Сколько вам понадобится на это времени?

— Это Лоли мигом, нашальник. Здесь одна нога, там — другие.

— Одна нога здесь, другая там?

Хлопает глазками. Растерянно.

— Другие. Много нога. Много-много.

Мы друг друга не понимаем. Это нормально, ожидаемо, предсказуемо. Только радости не прибавляет. Остается только покорно вздохнуть:

— Хорошо, пусть будет много.

Коротышка долго копается в многочисленных карманах, наконец извлекает маленькую блестящую штуковину и сует ее одним концом в рот. Раздается заливистая трель. Боцманская дудка, что ли?

— Сейчас все будет, нашальник. Лоли сделает.

И он уходит в нирвану. Натурально. Закатывает глаза, демонстрируя янтарно-желтые белки. Замирает все, кроме складок на круглом лице, образовавшихся то ли от старости, то ли от избыточного подкожного жира: вот они двигаются без остановки, иногда в такт губам, иногда в противофазе.

Я жду. Считая заклепки на переборках.

Возвращение слесаря к реальности происходит резко, рывком, который отзывается крупной дрожью на всем, от подметок шлепанцев до кисточек на шапке.

— Однако, готово, нашальник.

Что? Где? Не вижу.

— Лоли не справился?

Испуганно смотрит, но не в глаза, а куда-то чуть пониже. Наверное, на кончик моего носа.

— Лоли напутал? Другая папка, однако?

Папка, мамка… Да что вообще происходит?

Пока я пытаюсь сообразить, как поступить, коротышка снова ныряет в свое бессознательное, шевеля лицом еще старательнее. А когда возвращается, начинает озадаченно стукать указательными пальцами друг о друга.

— Нашальник требовательный, однако… Лоли все делать, как раньше было. Как теперь надо, Лоли не знает.

Вот она и пришла, очередная минута славы моей позорной.

— Товарищ Лол-Йек, не могли бы вы пояснить, чем только что занимались?

— Отчет давать, однако. Как нашальник сказал.

Ага. Муть потихоньку рассеивается.

— И где именно находится этот отчет в настоящую минуту?

На меня смотрят. Долго и мучительно. Потом, в прямом смысле, разводят руками, описывая полукруг, и воздух между мной и слесарем заполняется светлячками букв и цифр.

— Спасибо, товарищ Лол-Йек. Я понял.

Он ведь тоже подключается к базе напрямую. Даже странный, замусоленный, коряво изъясняющийся коротышка способен оперировать данными-невидимками. А мне придется возвращаться обратно на мостик и ковыряться в интерфейсе, гадая, каким новым невероятным словом медузы обзовут творчество Лёлика.

— Нашальник строгий, однако! — Голова слесаря качается из стороны в сторону, как у китайского болванчика. — Проверять — не доверять!

15 часов 12 минут от перезагрузки системы

Сухопарая фигура, закутанная в подобие мантии звездочета, встречает меня ровно на третьей отметке от порога. И ровно посередине разметочной линии, нанесенной на пол невесть за какой надобностью.

— Счастлив приветствовать маэстро в своих скромных владениях.

Хорошо, что он не кланяется, а остается прямым, как стержень. Жаль только, что таким же бесстрастным: если по лицу Лёлика еще можно угадать смену настроения, то в Болеке страстей меньше, чем в камне. Унылый богомол, вот на кого похож главный кочегар базы.

Здесь стерильно чисто, в предбаннике реакторной камеры, и все вокруг если не сияет, то скромно поблескивает. Нарочно драил? Нет, вряд ли. Он ведь и сам такой с ног до головы… Аккуратный.

— Желаете проследовать? — Отходит в сторону. На шаг с четвертью.

— Да, хотелось бы взглянуть на… А спецсредств никаких с собой брать не надо?

Мутный взгляд останавливается в дюйме от моего лица:

— Прошу прощения, маэстро, мне, в силу недостаточной подготовленности, не дано проникнуть в глубины вашего…

— Пойдемте, товарищ Боллог. Я… э-э-э, пошутил.

— Ха-ха.

Открывается только рот, вернее, губы скупо раздвигаются, выпуская наружу звуки, напрочь лишенные эмоциональной окраски.

— Таковой ответной реакции достаточно, маэстро?

Он издевается? С вероятностью пятьдесят на пятьдесят, как со мной это теперь всегда бывает. А может, от природы не обладает чувством юмора. И в какой-то мере это намного лучше, чем зацикленность на шутках туалетного или полового свойства. Вот помню, хулиганила однажды в Фанином имении бригада любителей… Нет, пожалуй, все-таки профессионалов. Стены краснели без сурика.

— Да, благодарю вас.

Болек поворачивается и величественно плывет к задней стене, подметая пол широкими лентами, свисающими с обоих плеч.

Здесь не основной источник энергии, насколько я смог определить по чертежам. Скорее что-то вроде запасного генератора, маломощного и мобильного. С другой стороны, судя по индикаторам, он с лихвой покрывает потребности законсервированной базы.

Короткий взмах руки, и створки низкой двери разъезжаются. Открывшийся проем мерцает всполохами северного сияния.

— Прошу, маэстро.

Приглашение вполне любезное, но я не тороплюсь. Страшно же. Вдруг там радиация, еще какая-нибудь пакость? Ну да, кочегар не обременен защитными предметами гардероба, только это ничего не значит: есть еще всякие иммунитеты, врожденные и приобретенные. И вполне может статься, что там, за порогом, меня ждет…

— О, это честь для меня. Благодарю.

Право пройти первым на верную смерть? Странные у вас тут понятия, ребята.

Но он в самом деле идет. И со спины выглядит еще торжественнее, чем прежде.

Что ж, после такой наглядной демонстрации хочешь не хочешь, а придется играть по предложенным правилам.

На стенах реакторной нет ни одного ровного участка: сплошь выемки с острыми гранями. Параллельны друг другу лишь потолок и пол, между которыми…

Два пушистых шарика. Вернее, шаровые молнии, топорщащиеся во все стороны коронами разрядов. Один белый, другой серый… Вернее, серебристый. А белизна первого, пожалуй, с уклоном в золото, если хорошенько присмотреться.