Иван Петров - Томчин

По всей протяженности северной границы страны тянутся бескрайние леса. Они населены множеством племен, говорящих на нашем языке, почти неотличимых по внешнему виду от нас, но ведущих совершенно другую, хоть и кочевую, жизнь. (Неотличимых — неправда. Легко. У них ноги прямые.) У них нет юрт и палаток, они не используют для передвижения в лесу лошадей, вообще не держат скота, добывают мясо охотой. (Зимой по лесу на самодельных лыжах бегают, но пользуются не двумя палками, а одной. Мне в третьем классе друг отца из Сибири камусные лыжи подарил, подбитые кусками шкуры, короткие, третьекласснику по плечо, и широкие. Я на них всех обгонял и бегал вообще без палок.)

Живут в шалашах из коры и ветвей, разбросаны по гигантским территориям, потому что при большой скученности в лесу — просто не прокормиться. У нас идет небольшая меновая торговля мехами, больше об этих племенах практически ничего не известно, потому что предмета для интереса к ним не было, у всех своих военных забот хватало, а с этих, мол, что взять? Во время войны за Центр и Запад они стояли на стороне наших противников, и часть выпертого из страны народа спокойно ушла в северные леса благодаря этой поддержке.

В общем — лесные монголы, только еще менее цивилизованные, чем их степные братья. Живут почти первобытным строем, занимаются охотой и собирательством, до звероферм и огородов пока не дошли. А у нас, совсем немного, даже землепашество есть, все очень примитивно, но в Центре и на Западе, в южных районах, небольшая часть народа засевает поля каким-то зерном, я посмотрел — такого растения не знаю. На овес похоже. Переняли у южных соседей. Поддерживаем землепашцев, конечно, раз занимаются этим делом, значит — выгоду видят. И народ их продукцию с удовольствием потребляет, проблем со сбытом нет. Зерно в ступках в муку толкут, и хранится эта мука годами.

Отвлекся. Так, о чем я? О северных монголах. Хочется мне их включить в наше государство, завершить объединение. Хочется, надо это признать, иначе не лезли бы мне постоянно в голову мысли о них. Что это, старые советские замашки, наследие "империи зла"? Живут себе в лесу — ну и слава богу. Нам-то они зачем? У нас и без них все хорошо. Меха нужны — наменяем сколько угодно, у нас скот некуда девать, шкур полно, и сушеное мясо они берут с удовольствием. Могу научить пеммикан делать. Покончим с голодом в лесах навсегда: при правильном хранении запас годами не портится. Продукт питательный, но на вкус — дрянь дрянью.

Кстати, по этому поводу. Можно организовать небольшой заводик по его производству на границе леса, только рабсила пусть лесная будет. Мои для заводов не годятся, психология не та, взбесятся раньше, чем продукция пойдет. Им волю подавай. Но с сырьем перебоев не будет, это мне Бортэ досконально объяснила, когда мы обсуждали возможные природные катаклизмы и их влияние на потерю нашего скота. Там все зависит от величины и качества выпасов, а, главное, — от профессионализма пастухов. В засушливый год количество выпасов сокращается, приплод падает, но катастрофы нет. Больше скота поступит на переработку, так как возникают проблемы с его прокормом. Максимальные потери приходятся на богачей, а бедняки со своими двумя-тремя десятками овец и максимум десятком коней переживут засуху спокойно. Главное — отследить, чтобы богачи, вылупив глаза от жадности, бедняков не притесняли. А на это у нас армия есть. Спи спокойно, дорогой Чингизхан, и не лезь в дела, в которых не понимаешь, без сопливых разберемся, для этого пастухи существуют. Голода не будет — Бортэ сказала!

Итак, экономически нам северяне не нужны, скорее, мы им, как гаранты от голода. Лечить? Их свои шаманы лечат, и, думаю, не хуже наших, степных. Россия да будет прирастать Сибирью? Полезных ископаемых у них нет, хотя, конечно, есть, но нам до их разработки еще семь верст пешком киселя хлебать. Нет потребности у нас в полезных ископаемых, наверняка и в нашей степной земле месторождений немало скрыто, и что? Пусть пока так лежат.

Угроза агрессии? Трудно представить, как из дремучих лесов на мои легионы выкатывается озверелая толпа диких германцев, размахивающих дубьем, и лихо крошит нашу степную цивилизацию. Эти копатели корешков больше мне напоминают Дерсу Узала. Конечно, себе на уме, в лесу живут, стрелки отменные. Но даже для набора в мою конницу не годятся, на лошади не усидят. Если объединимся — так и останутся жить у себя в лесу, и степняки без коней к ним не поедут.

Что же у меня получается? Желание объединения есть, но только на добровольной основе, никакой агрессии с нашей стороны. Единая Монголия, северная — лесная и южная — степная, пустынная и горная. Что это дает нашему народу? Наверное, у нас будет больше мехов, если мы освободим соплеменников от необходимости добывать пропитание только охотой, а наш мясной товар получит нового благодарного потребителя. Добыча мехов может дать еще один вид валюты для торговли с другими соседями, на Руси шкурки соболя и куницы заменяли деньги. Название хорватской куны произошло от шкурки куницы, а я ее сам в руках держал и даже расплачивался.

Что еще мы можем предложить нашим собратьям? Защиту от агрессии? Хорошо бы, но вряд ли кто на них нападает, я бы знал. Может, далеко, на их западной или восточной границах, есть обидчики, насмешничающие над природными монголами? Пилюющие на них, беззащитных? Вряд ли, а жаль. Всегда приятно защищать слабого, особенно, если силу девать некуда. На севере у них, похоже, все враги вымерзли, раз даже у нас такая зима холодная. И совсем уже стыдоба, если такие предложения наведут на мысль, что наша защита им требуется от нас самих. Только крышевания мне здесь не хватало. Лучше этот вопрос вообще не поднимать.

Приятельствовал я с одним исполнителем. Банк, от которого он работал, имел со мной общие деловые интересы, а я любил покопаться в новинках, изготовленных по спецзаказу, или в редкостях, в паре экземпляров попавших к нам из-за рубежа. Банк не жался. Как крыша — не давил, отношения были вполне ровные и доброжелательные. Но наступил момент и я два дня просидел дома затылком к окну, ожидая разрешения ситуации. Мучиться не хотелось. Взгляд моего приятеля скользил по волосам, ощущения были как от легкого касания пальцев. Сам полгода назад крутил и вертел в руках винтовку из Англии, через прицел которой он сейчас смотрел на меня. Из Волги, припаркованной недалеко от моего дома, ожидая телефонного звонка. Машина крутилась, минуты складывались в часы…

Когда все закончилось и я перестал интересовать его хозяев, через неделю после наступившей тишины, он нашел меня. Что-то пытался объяснить. Мы стояли у стенда на выставке ЭКСПО, я не смотрел на него, молча читал рекламные плакатики. Так и промолчал, пока не перестал ощущать его присутствие рядом.