Надежда Первухина - От ведьмы слышу!

— Странно, — сказала тогда Вика. — Ты же давным-давно перестала заплетать косы, Дарья. Зачем тебе лента?

Дашка, путаясь и внутренне трепеща, солгала что-то о букете ко дню рождения одноклассницы, об упаковке подарка… Вика вроде бы поверила. Даша не заметила, что мама на глаз определила длину ленты — ровно четырнадцать дюймов, число, кратное семи, — и о чем-то глубоко задумалась… Однако больше не приставала к дочери с расспросами.

Даша — со своими сокровищами (носовым платком вампира и зеркальцем, обернутым лопушком) — едва дождалась, когда все домашние улягутся спать, и потихоньку прокралась в старую детскую, после обвала потолка ставшую комнатой с дурной репутацией и потому нежилой.

Здесь, в тайничке под кроватью, у ведьмочки все было заранее приготовлено. Она уселась на полу, разложила перед собой два лоскута: свою детскую косынку и носовой платок вампира — и принялась рисовать на них контуры фигурок.

— Это я, — шептала Даша, выкраивая из сложенной пополам косынки первую фигурку. — А это Рома, — таинственно улыбалась она, манипулируя с носовым платком.

Быстро, словно училась на курсах койки и житья[8], Дарья сшила половинки каждой фигурки, сделав их похожими на наволочки с ручками-ножками. Потом отложила фигурки и сверилась с текстом в растрепанной книжке:

— Нужно набить куколку травами, посвященными богине любви… Лепестки розы, так… Пустырник, вербена… Незабудки! Да, точно, вот они! И повторять при этом имя любимого. Рома, Рома…

Куколка «Рома» лежала на полу, набитая душистыми травами. Дарья торопливо зашила в «любимом» дырочку для набивки (а то ведь останется с дыркой — все мозги растеряет!) и принялась за свою куколку. Свою она сделала не особенно старательно, да и зачем: ведь вся сила любовной магии должна сконцентрироваться на вожделенном, как написано в заветной книжице, объекте. Обидным было то, что у возлюбленного вампира она сумела украсть лишь носовой платок, тогда как в книге рекомендовалось использовать его нательное белье, полотенце или, на крайний случай, простыню, на которой меж ведьмой и ее пассией происходил акт совокупления.

— Ничего, платок тоже подействует, — шептала Дарья, стыдливо и смутно представлявшая себе то, что происходит на простынях. Она вообще-то не собиралась заходить так далеко. Ей ведь нужна возвышенная и чистая любовь, а не примитивные радости секса. Пока.

Наконец обе пузатенькие куколки с нарисованными маркером корявыми личиками лежали перед Дашей. Она вздохнула и плотно прижала их друг к другу. Теперь следовало крепко-накрепко обмотать куколок алой лентой, символизирующей кровь и крепость чувств, и при этом шептать заговор:

Чтоб тебе без меняНе пилось, не спалось и не пелось,Чтоб средь ночи и дняВ сине небо тебе не гляделось.Чтобы книги валились из рук,Паруса опадали без ветра,Чтоб любимая, брат или друг —Все ушли от тебя без ответа.Чтоб тебе без меня,Как без солнца — пшеничному полю.Не согреть у огняТебе сердца, не выйти на волюИз объятий моих. ОплетуТебя, словно лозой виноградной.Я тебя уведуПо дороге своей безоглядной.Чтоб тебе без меняНе дышалось, как рыбе без моря.Чтоб не смог променятьТы любовь на свободу и волю…

Это заклинание в книге приводилось на вульгарной латыни. Дарья, неожиданно почувствовавшая в себе склонность к поэтическому творчеству, решила переложить его на русский язык. Тем более что так заклинание выглядело приличней, без упоминавшихся в оригинале откровенных анатомических подробностей, заставлявших неискушенную в эротике девицу капитально краснеть.

Закутанных в красную ленту куколок надлежало сначала водрузить на ведьмовской алтарь, за неимением оного можно было просто припрятать их в дальний угол платяного шкафа. Именно так Дарья и поступила. Она взяла любимую бабушкину батистовую салфетку и, обернув ею свое сотворенное колдовство, спрятала в коробку со свадебными мамиными туфлями (эти туфли мама не надевала со свадьбы, а выбросить жалела — память все-таки).

— Любовные чары! — восторженно шептала Дарья. — Я все сделала, как надо![9] Но для верности возлюбленного нужно еще проделать заклинание с зеркальцем!

То самое зеркальце, в котором отразился силуэт выходящего из реки юноши, Даша, не разворачивая увядшего лопушка, положила в плетеную шкатулочку с травой, известной под названием горец почечуйный[10] и, набросив платьице, неслышно выскользнула из дома в глубокую и относительно безмолвную ночь. Зеркальце с отразившимся в нем любимым полагалось закопать на тропинке, по которой творящая чары (читай: ведьма) ходит домой. Любимого должно было потянуть неведомою силой именно на эту тропинку, чтобы он встречал там хитроумную девицу, как собственное отражение встречает ее в зеркале.

«Прибежит как миленький! — сладко думала Даша о Романе. — Это сработает!»

Она прошлась вдоль тропинки и поняла, что колдовская книжка не предусмотрела такой технической подробности, как отбойный молоток. Как она, слабая девушка, будет расковыривать этот клятый асфальт, чтобы закопать коробочку?!

Но Дарья не была бы ведьмой, если б не нашла конструктивного решения. Почесав копчик (а точнее, уже крохотный, но вполне ощутимый хвостик), Дарья нашла в асфальте порядочную трещину и, расколупав ее, ухитрилась-таки засунуть шкатулку в неподатливую почву сантиметров на тридцать. Засыпала землей и травой, утрамбовала и помчалась обратно в квартиру, радуясь, что не было свидетелей ее ночной вылазки.

Дома она, бесшумная, как греза, переоделась, вымыла руки и с торжествующим видом посмотрела на себя в зеркало. И ахнула. Ее глаза, лишенные радужки, светились ярко-фиолетовым огнем.

— Я и вправду ведьма! — прошептала Даша.

— Кхе-кхе… С почином вас, как говорится, госпожа!

На край раковины присел давешний квартирный и скалился, приветствуя Дашу. Однако в глазках его помимо ехидства заметен был и некоторый страх. Так смотрят лакеи на горничную, одним махом выбившуюся в законные жены графа.

— Вы уж, госпожа, того, не забудьте, кто вам помог. Кхе-кхе…

— Чего ты хочешь? — надменно спросила девочка, любуясь собой. Какая графиня?! Королева! Даже прыщи со щек сбежали, не смея гневить столь могущественную ведьму!

— Вы бы мне, того… отпуск дали.

— Это как? — Пятнадцатилетняя королева задумчиво посмотрела на корзину с грязным бельем и произвела пальцами щелчок, похожий на треск сломанного карандаша. В корзине произошло бурное шевеление, длившееся примерно пару минут, затем крышка приподнялась, и чистое, даже местами выглаженное белье, посверкивая голубыми кристаллами неизвестного происхождения, улеглось в руки ведьмочки аккуратной стопкой. Стопка пахла лавандой.