Галина Романова - Одна на две жизни

— Хм… Завтра мне придется еще немного прогулять. Я должен снова сопровождать госпожу Боуди в музей…

— На встречу с Филом Годвином?

— Да.

— Отговорите ее, — вдруг заволновался алфизик. — Как можно скорее! Этот человек — сумасшедший!

— Откуда вы знаете? Вы же с ним почти не общались!

— Мне было достаточно услышать, как он рассуждает о теории перемещения душ, чтобы все стало понятно! Он опасен, как может быть опасен любой фанатик!

Ариэл скептически усмехнулся. В известном смысле фанатиком можно было назвать даже самого мастера Молоса.

— Он опасен в первую очередь для госпожи Боуди или для вас? — поинтересовался он.

— Для всех! Он одержимый! Маньяк! Еще неизвестно, что он ей наговорит. Поймите, госпожа Боуди подвергнет себя опасности, если встретится с ним! Во имя человеколюбия постарайтесь этого не допустить! Кроме того, мне кое-что известно о ваших темных делах. А что, если в разговоре вдовы с Филом всплывут ненужные для вас подробности?

— Я постараюсь что-нибудь сделать, — уклончиво ответил Ариэл.

Весь вечер Агния была под впечатлением посещения музея. Необычайно живые глаза мумий, их высохшие тела, едва-едва прикрытые вышитыми бисером полосками ткани и узорной кожей, скрюченные пальцы на руках, оскаленные рты с ярко раскрашенными губами. Тогда, в зале, она не заметила всех подробностей и была больше озабочена своим делом, но стоило ей остаться одной и лечь в постель, как в полутьме перед ее мысленным взором стали одно за другим появляться худые тела. Они смотрели на нее внимательными блестящими глазами, скалили зубы из каждого угла. В их глазах теплилась жизнь, и, натянув одеяло до подбородка, Агния лежала без сна, боясь даже зажмуриться. Ей все казалось, что стоит смежить веки — и мумии набросятся на нее и разорвут. У них такие длинные ногти, заточенные и искривленные, словно когти хищных птиц. А зубы… Ох, даже у зверей нет таких огромных зубов! А все этот Ариэл! Это он виноват — потащил ее к этим ужасным мумиям! Как будто хоть одна нормальная женщина может получить удовольствие, рассматривая высохшие тела и слушая кошмарные истории про то, как их делают! А завтра ей опять предстоит идти туда, в музей. И искать Фила Годвина, который тоже работает с этими чудовищами. Нет, она ни за что не станет разговаривать со служителем в зале! Страшно! Но что не сделаешь ради любимого мужа!

Самым правильным было позвать к себе Лиманию. Но сатирра, добрая и верная, перепугается до полусмерти, когда услышит, что в комнате хозяйки поселились призраки. Она ни за что не станет ночевать здесь. Вот если спуститься на первый этаж и попросить горничную уступить свою постель — пусть одну ночь поспит на полу! Но для этого надо встать, выйти из комнаты, преодолеть лестницу…

«Марек, — молодая женщина всхлипнула и сама испугалась судорожного вздоха, — милый Марек! Если бы ты знал, как мне страшно!»

Откуда-то повеяло холодом. Агния содрогнулась всем телом, натянула одеяло до подбородка. Как же холодно! Но это был не тот холод, который бывает зимой в не отапливаемом помещении. Он не пробирал до костей тело, а вымораживал саму душу. Это был холод Бездны, и означать он мог только одно — к ней пришли.

Облачко пара, сорвавшись с губ, не растаяло, а сгустилось в ночном воздухе, разрастаясь и превращаясь в призрачную фигуру. У нее были длинные тощие руки с кривыми пальцами, заканчивающимися острыми когтями, горящие глаза и огромные зубы мумии.

— А-а-а! — завопила Агния, когда призрачная фигура сделала шаг навстречу.

«Агния? — Силуэт замер, протягивая руки. — Агния, ты не узнаешь меня?»

Черты лица поплыли, стали меняться. Исчезли жуткие зубы, кривые когти. Фигура приобрела привычный облик.

— М-Марек? — всхлипнула молодая женщина, не веря своим глазам.

«Я. Ты испугалась? Меня?»

— Нет. — Она с жадностью смотрела на дорогое лицо. — Просто я… сегодня была в музее, видела тех ужасных мумий…

«Мумий?»

— Да! А он мне сказал, что кайтаррцы нарочно мумифицировали своих мертвых, чтобы душа после смерти не могла их покинуть! И что мумиями могли стать только те, кто умер молодым и необычной смертью. И… Марек, я так боюсь…

«Чего?»

— Что ты стал мумией! — На глаза Агнии навернулись слезы.

«Глупышка! — Он тихо рассмеялся. — Иди ко мне!»

— Что? — Она приподнялась на локте.

«Я скучаю без тебя… Тут так холодно, так одиноко и пустынно…»

Призрачная фигура протягивала руки. Милый голос звучал так нежно, страстно и странно. У Агнии защемило сердце. Сама не понимая, что делает, она потянулась к мужу.

Первое прикосновение было болезненным — лед его рук обжег, словно пламя, и молодая женщина невольно отпрянула, вскрикнув. Призрак тут же отступил:

«Я сделал тебе больно? Прости…»

Тоска, звучавшая в его голосе, была невыносима. Агнии захотелось заплакать от досады и жалости. Подумать только! Он там, в ином мире, терзается от тоски и одиночества, а она слезы проливает. Она заставила себя улыбнуться:

— Прости. Я… Я просто очень по тебе соскучилась. Ты почему так долго не приходил?

«А ты хочешь, чтобы я приходил?»

— Да! И не только во сне!

«Сейчас ты не спишь…»

— Правда?

Призрак кивнул, и Агния, отбросив сомнения и страх, опять потянулась навстречу. Опять была боль от леденящего прикосновения потусторонней сущности, но она тут же сменилась удушливым жаром, словно из раскаленной печи. Объятия призрака оказались неожиданно материальны и горячи, и молодая женщина уже через несколько минут забыла, что обнимает бесплотный дух. Огонь проник в каждую клеточку ее тела, пронесся по жилам ураганом, сметающим все на своем пути…

Фил Годвин открыл запасной выход своим ключом. Музей уже час как погрузился в тишину. Погасли последние огни, осмотрев опустевшие залы, один за другим отправились по домам служители. На фиакрах и в ландо укатили засидевшиеся в ресторане последние посетители. Ночные сторожа уже сделали первый обход. Во всем огромном здании, по площади сравнимом с императорским дворцом, не осталось ни единого человека. Сторожа — все шестеро — сидели сейчас в каморке под главной лестницей. Еще дважды они выйдут оттуда — ровно в три часа ночи и через час после рассвета. Во второй раз — чтобы отпереть двери для служителей.

Когда Фил подходил к задней двери, миновав погруженный во тьму парк, где-то вдалеке на часах ратуши пробило полночь. Отлично. У него есть целых два часа, чтобы сделать то, зачем он пришел, и убраться восвояси.

Зал истории древней Кайтарры был погружен во мрак. Тяжелые темные шторы там и так опущены большую часть дня, для создания, так сказать, колорита. Это его задумка — с одной стороны — погружает в мрачную атмосферу тех веков, а с другой — в полутьме так удобно кое-что скрывать… Посетители настолько проникаются образом гробницы, где своего часа ждут зловещие мертвецы, что не слишком внимательно всматриваются в выставленные напоказ мумифицированные тела. И мало кому в голову придет, что далеко не все из них вывезены когда-то из Кайтарры. И некоторым намного меньше, чем пара тысяч лет. Кое-кому — всего пара месяцев от роду…