Василий Сахаров - Степные волки

— Пошли, — буркнул он, и направился во двор.

Из кладовки мы взяли свежие факела, подпалилиих и разбрелись по территории, пытаясь понять, что же здесь произошло. Воспитатели дрались, действительно, и мы, насчитали двенадцать мертвых наемников, причем трое, были добиты своими, следы от мечей, точно такие же, как и на телах приютских. Сплошные вопросы и ни одного ответа. Кто эти наемники? Почему приют? Кем были на самом деле наши воспитатели? Почему тела убитых сброшены в кучу, как будто их пересчитывали? Что происходит в Штангорде? Где городская стража?

— Идите сюда, — раздался крик Звенислава.

Подбежали к нему, но ничего не увидели.

— Что? — спросил его Курбат.

— Смотрите, след в грязи свежий, видите? — Звенислав указал на застывший комок земли под ногами.

Присмотревшись, я заметил четкий отпечаток изящного каблучка. Что-то знакомое, но вспомнить не могу.

— Сапожок мадам Эры, — заявил Звенислав. — Точно говорю, у меня такой же отпечаток пониже поясницы полгода висел, никак не заживал. Сапожки из Норгенгорда, по заказу. Во всем Штангорде таких три пары только, мадам Эра сама говорила.

— Убью, тварь! — выдохнул Курбат.

— Подожди, — приостановил я горбуна. — Сначала все узнаем, а потом расправу учиним.

Мы покинули приют, на прощание в разбитых воротах оглянулись и, повинуясь какому-то общему неосознанному чувству, поклонились в пояс. Что это такое с нами было, разбираться недосуг. Так, мы простились с нашим прошлым, с нашими мальчишками и девчонками, с нашей семьей. Да и с воспитателями, которые до последнего боролись не только за свою жизнь, но и за жизнь детей, погибли, не устояли, но умерли как подобает настоящим людям.

По пути к дому мадам Эры, никто не проронил ни слова, и только раз, оглянувшись в сторону Белого Города, Звенислав заметил:

— Пожаров больше стало.

Курбат и я, оба промолчали. Сейчас, все слова казались чем-то лишним. Все пустое и меркнет рядом со смертью. Есть порядок вещей, при котором люди рождаются, и прожив жизнь, умирают в свой черед, все смертны, но когда смерть приходит вот так, неожиданно, по чьей-то злой воле, то в ответ, она порождает бурю в душе, перед которой, все остальное малозаметно и незначительно.

Когда мы подошли к дому мадам Эры, то поняли, что и здесь опоздали. Собаки молчат, фонарь над домом не горит, и только холодный сырой ветер от моря, колышет распахнутую настежь широкую калитку. Однако расслабляться было нельзя, и выставив перед собой арбалеты, мы вошли внутрь. Где-то в самой глубине немаленького дома мадам, что-то грохнуло упав на пол, и несколько грубых мужских голосов, на каком-то странном, но очень знакомом наречении, о чем-то заспорили. Потом разберемся, и я шепнул своим друзьям:

— Становимся за крыльцом, бьем всех в спины, но одного, надо живьем взять.

Звенислав и Курбат согласно кивнули, сомнений нет, и сколько бы там внутри не было врагов, мы одолеем их, и все равно узнаем, кто они такие. Голоса, продолжающие о чем-то спорить, приближались, и наконец, на крыльцо вышел первый наемник, за ним второй, третий, а чуть помедлив, четвертый. Всего четверо, управимся спокойно, решил я, и первым нажал на спуск.

— Ча-ча-нг! — в полной тишине, резкий звук стальной тетивы, давшей подачу болту, был слышен очень четко.

Следом за мной, ударили арбалеты Курбата и Звенислава, и никто не смазал, каждая стрела нашла свою жертву. Не сговариваясь, все отработано уже не один раз во дворе таверны, и вытащив ножи, мы бросились вперед. Единственный оставшийся в живых наемник, прыжком развернулся на месте, и мы, оказались с ним лицом к лицу.

Одним слитным, отточенным долгими тренировками движением, наемник быстро выхватил свой меч, и клинок взблеснул перед моими глазами. Не достал он меня совсем немного, и я, рухнув на сырую землю, тут же катнулся ему под ноги. Получилось, он пошатнулся, попробовал устоять и рубануть своим мечом вниз, но на него тут же налетели Курбат и Звенислав. Чуть оттолкнув тело нашего врага от себя, смог приподняться, и окованной головкой рукоятки дромского боевого ножа, с силой ударил его в лоб. Парни от меня не отставали, и били его ногами по всему телу, куда придется. Наемник уже и затих, видимо достал его мой удар.

— Стоп! — приподнявшись, прикрикнул на Курбата, который, все никак не мог остановиться. — Он с нами еще поговорить должен.

Немного успокоившись, посовещались, как лучше поступить, и решили, что до рассвета времени еще часа три есть, и можно не тянуть наемника далеко, а произвести допрос здесь, в доме. С трудом, тяжело дыша и отфыркиваясь, втянули гада внутрь. Наемника сразу же связали и прикрутили к массивному креслу, потом распалили жаровню, подвесили над потолком светильник, и пока он не пришел в себя, смогли осмотреться.

Дом у мадама Эры был богатый, и если бы мы пришли на пару дней пораньше, то многим бы разжиться смогли, но сейчас, нас это не волновало. Пройдясь по комнатам, обнаружил и саму хозяйку дома, нашу мучительницу, тварь, которую ненавидели всей своей душой. Мадам Эра, абсолютно голая, была привязана к кровати проволокой, а у нее во лбу, торчал вколоченный почти по самую шляпку, длинный металлический гвоздь. Да уж, позабавились здесь не слабо, и от души кто-то на ней отыгрался. Какое-то двойственное чувство, по человечески ее жаль, а с другой стороны, подпирает сожаление, что это не я, вколотил ей этот гвоздь в голову. Да, что там гвоздь, кары и пытки, которым мы мечтали ее подвергнуть, были более изобретательны, чем все то, что с ней сотворили перед смертью. Сплюнув на заляпанное кровью лицо мадам Эрмины Хайлер, вернулся обратно к пленнику, Курбат и Звенислав уже были здесь.

На полу был расстелен плащ, и оба парня что-то увлеченно перебирали на нем. Посмотрел, там было оружие наемников, четыре меча и четыре ножа, точно такие же дромские клинки, как и мой, один в один.

— Видал? — Курбат кивнул на оружие.

— Угу, — кивнул я головой.

— Нож, как у тебя, — подметил горбун.

— Теперь и у вас такие же будут, — ответил Курбату и подошел к пленнику, среднего роста, русоволосому парню, на вид лет двадцати, который делал вид, что до сих пор не очнулся. — Что-то долго в себя не приходит. Звенислав, подтяни жаровню поближе.

Наемник тут же открыл глаза, понимает местное наречие, сволочь, и прошипел как змея:

— Обманула, значит, эта тварь потасканная. Не всех ублюдков гвардейских кончили, не всех. Ну, ничего, до вас еще доберутся. Тархан Менахем-бен-Нисси по слову мелеха Хаима, пришлет к вам смерть и будет она мучительной. Вы не волки, вы ублюдство природное, и семя ваше мы выжигали, выжигаем, и выжигать будем.