Сергей Лукьяненко - Дневной дозор

И я все равно тебя люблю, сволочь, гад, светлая скотина, дубина добродушная, кретин надежный! Все равно! Пусть три дня назад мы стояли друг против друга, и мечтали об одном – уничтожить врага. Пусть между нами пропасть, которую никто и никогда не преодолеет!

Ну пойми же ты, я люблю тебя!

И все мои слова – лишь защита, это те же слезы, только ты их не видишь, не хочешь видеть...

Ну подойди ты ко мне, все равно где – в Сумраке, где никто нас не увидит, или на этой веранде, перед глазами изумленных детишек, обними, и мы заплачем вместе, и не надо будет слов, и я уеду к чертовой матери, к Завулону в Москву, под крылышко к довольной Лемешевой... а хочешь, я уйду из Дневного Дозора? Хочешь? Я не перестану быть Темной, это не в моей власти, и не хочу я этого, но я выйду из бесконечной войны Тьмы и Света, я буду просто жить, даже с людишек ничего брать не буду, и пусть ты все равно не захочешь быть со мной, я даже этого не прошу, лишь оставь память о том, что мы любили друг друга!

Просто подойди.

Не отвечай на мои слова!

Я – Темная!

Я – не могу быть другой!

Я – люблю лишь себя в этом мире!

Но сейчас ты – часть меня. Большая часть. Главная часть. И если будет надо – я убью часть себя, а значит – всю себя.

Но не делай этого!

Ты же – Светлый!

Вы кладете свою жизнь на алтарь, вы храните людей и стоите друг за друга... ну попробуй так же посмотреть на меня, пусть даже я ведьма, пусть я твой враг! Вы ведь иногда можете – понять. Как понял Антон Городецкий... собрав чудовищную Силу ради одного – не пускать ее в ход. Но Антоном я могу лишь восхищаться как настоящим врагом, а тебя я люблю, люблю, люблю! Ну пойми же ты, и шагни ко мне, сволочь ты любимая, гадина ты моя милая, враг мой единственный, придурок ты мой ненаглядный!

– Придурок! – крикнула я.

И лицо Игоря исказилось такой чудовищной мукой, что я поняла – все.

Свет и Тьма.

Добро и Зло.

Это лишь слова.

Только мы говорим на разных языках, и никак не поймем друг друга – пусть и хотим сказать одно и то же.

– Уходи. Или я уничтожу тебя.

Он произнес эти слова – и вышел из Сумрака. Его тело потеряло очертания, размазалось, чтобы тут же возродиться уже в человеческом мире, рядом с мальчишками-артековцами. И я бросилась следом, выдираясь из своей тени – если бы можно было так же легко выйти из самой себя, из своей сути, из своей судьбы!

Я даже успела увидеть, как появившись в человеческой реальности Игорь подхватил почти коснувшуюся пола гитару, набросил на свое искаженное болью лицо «паранджу» – не знаю, как ее Светлые именуют, и вывел из транса мальчишек. Оказывается, он их погрузил в ступор, уходя в Сумрак. Чтобы не испугались внезапного исчезновения вожатых...

Как ты там говорила, Наташка?

Надежность?

Да. Надежность.

– Тебе пора идти, Алиса, – сказал Игорь. – Ребята, что надо сказать?

Лишь я видела сейчас его настоящее лицо. Только горе, и ничего кроме горя...

– До свидания, – сказал толстый мальчишка.

– Пока, – сказал Алешка.

Ноги были как ватные. Я оторвалась от перил веранды, на которые облокачивалась... сделала шаг.

– Прощай, – сказал Игорь.

Темно.

Это хорошо, что темно.

Не надо тратить силы на паранджу. Не надо притворяться веселой. Надо лишь следить за голосом. Слабый свет в окне – мелочь.

– И тогда они разделились на Светлых, и Темных, – сказала я. – И Светлые считали, что надо отдавать свою жизнь на растерзанием другим. Что главное – отдавать, даже если берущие недостойны этого. А Темные считали, что надо просто жить. Что каждый заслуживает того, чего он добился в жизни, и не более.

Они молчали, девочки мои глупые... человеческие детеныши, среди которых не нашлось ни одной Иной. Ни Темной, ни Светлой. Ни колдуньи, ни ведьмы, ни даже вампирши...

– Спокойной ночи, девчонки, – сказала я. – Хороших вам снов, а еще лучше – никаких снов не надо...

– Спокойной ночи, Алиса...

Сколько голосов. Даже удивительно. Это ведь даже не сказка, это притча, которую знает каждый Иной. И Темный, и Светлый. Но не спали... слушали.

Я была уже в дверях, когда голосок Наташи спросил:

– А когда будет затмение – это страшно?

– Нет, – сказала я. – Это совсем не страшно. Только немножко грустно. В своей комнатке я в очередной раз взяла мобильник. Набрала номер

Завулона.

«Абонент временно недоступен...»

Где же ты можешь быть, Завулон? Если твой хваленый «Иридиум» не принимает мой звонок? Где же ты, где?

Я не люблю тебя, Завулон. И, наверное, вовсе не любила. Кажется, я лишь теперь поняла, что это такое – любовь. Но ведь ты меня любишь! Ведь мы были рядом, нам было хорошо, ты подарил мне весь этот мир... и коньки в придачу... ну ответь! Ты мой начальник, ты мой учитель, ты мой любовник, так скажи – что теперь делать? Когда я осталась наедине со своим врагом... и своим любимым? Убегать? Драться? Умереть? Что мне делать, Завулон?

Я вошла в Сумрак.

Тени детских снов колебались вокруг. Пиршество... потоки энергии. И светлой, и темной. Страхи и печали, тоска и обиды. Я весь «Лазурный» насквозь вижу. Вон обижается во сне мальчик Димка, которого друзья не позвали пить лимонад. Вон у маленькой неутомимой девочки Ирочки по прозвищу «Энерджайзер» кто-то спер надувной плавательный круг, и она тихо хнычет в подушку... Вон потеряла в странных темных закоулках сна своего маленького брата мой верный энергетический донор Наташка, и бегает теперь в его поисках, и плачет...

Не хочу я собирать Силу. Не хочу готовиться к бою. Не хочу ничего.

– Завулон! – закричала я в колеблющуюся серую мглу. – К тебе взываю! Завулон...

Нет ответа.

Легче было тетушке Полли докричаться до Тома Сойера, забравшегося ручонкой в банку с вареньем, чем мне – до Завулона.

– Завулон... – повторила я.

Не так я представляла себе эту ночь... не так.

Игорь... Игорь...

Что ты сейчас делаешь? Копишь Силу? Советуешься с премудрым Гесером? Или сидишь, тупо глядя в зеркало... как я сейчас...

Зеркало-зеркало... может мне погадать?

Я не сильна в гадании, но иногда у меня получалось увидеть будущее...

Нет.

Не хочу.

Я знаю, что ничего хорошего там нет.

Они пришли на пляж, когда затмение уже началось.

Визжали мои девочки, вырывая друг у друга темные стекла. Они не понимали, почему я не прошу стекла. Девочки-девочки... что мне ослепительный солнечный свет? Я могу смотреть на убывающее Солнце невооруженными глазами.

Прыгали вокруг Игоря, торопили его, мальчишки четвертого отряда. Они не понимали, почему их любимый вожатый не спешит. Не понимали, почему он вел их на пляж таким долгим и кружным путем.

Я – понимала.