Юг в объятьях севера (СИ) - Адари Ана

- Балет закончился, что дальше? – грустно спросила она. – Завтра у нас в Чихуане скачки? И ты, разумеется, участвуешь. А послезавтра все мы едем на побережье. Твой корабль уже под парусами.

- Мне кажется, нинита, ты обиделась, - Линар нежно взял ее руку и склонился, целуя кончики пальцев. Гота тонкой кожей обнаженного запястья почувствовала шелк его волос и тепло карминных губ. Сердце очнулось и стремительно забилось.

- А разве у меня есть такое право? – горько спросила она. – Обижаться?

- Ты моя жена, - мягко сказал Линар. – Я не собираюсь тебе изменять, какие бы красивые женщины меня не окружали.

- У тебя нет на это времени, милый. Я не беспокоюсь о том, что ты мне изменишь. Я переживаю, что ты меня попросту забудешь за всей этой суетой. Мы будем жить каждый в своем дворце, и встречаться только на официальных приемах. Весь Чихуан против нас, нашей с тобой любви. Ты нужен всем, ты их Бог. А я лишь досадная помеха, которая появилась в вашей веселой богатой столице, где каждую луну что-то празднуют… Пойдем, я смою грим, - вздохнула Гота. – Кто-то же должен стирать с божества позолоту и укладывать его спать.

- Я не собираюсь спать! – глаза Линара вспыхнули. – Не в эту ночь. Но я очень бы хотел, чтобы ты мне помогла снять одежду. Эти бриллианты… Они колются. А жемчуг насыпался мне за шиворот. У тебя красивое платье, - он нежно провел пальцем по выступающей из корсажа женской груди. – Подари мне цветок венерии?

- Ты говоришь про это? – Гота легко коснулась его губ. – Но нас ждут за столом. Гости собрались, мой сьор.

- Но надо ведь смыть грим.

Линар, смеясь, потянул ее за руку в темноту. И Гота простила ему все. Ее ветреное божество завтра с утра опять куда-то умчится. Но она, кажется, начала подстраиваться под этот безумный ритм. Скачки, говорите? Ну что ж, с горячими скакунами принцесса Дома Готвир умеет управляться прекрасно. Из Фригамы скоро прибудут новые лошади. Они не такие красивые, как чихуанские, зато выносливые. Как и все, кто родился на Севере.

Глава 18

Сьор Ранмир аль Хали смахнул огромным мечом еще с десяток настырных горцев, которые преграждали наемникам империи путь к воротам Храма. Ранмир рубил, колол, отсекал головы и конечности, заливая свой красный камзол и сапоги дымящейся кровью. За ним, шаг в шаг, будто приклеенный пробивался сир Гор. Вот уже тридцать с лишним лун сьор аль Хали со своими головорезами карабкался в горы, но прошли они всего лишь половину пути. Скалы становились все отвеснее и круче, растительность скудной, а холод лютым.

Наемники не роптали, но Ранмир то и дело ловил на себе недовольные взгляды. Куда мы идем? Зачем? Больше половины освобожденных горцами рабов уже удалось отбить. Их спустили вниз, где отощавших и замерзших невольников встретили надсмотрщики, тателариусы, восстановившие повреждения подъемных механизмов и храмы, и обозы с провизией, присланные из ближайших к каменоломням оазисов. Горцам и самим не хватало еды, а тут еще надо было кормить огромную ораву, не приспособленную к жизни на почти что голых скалах. Казалось, рабы должны быть рады, что окажутся снова в тепле и им хотя бы дадут нормальной еды. Пусть не вдоволь, но это будет мясо и горячая похлебка. Но радовались возвращению в каменоломни далеко не все. Встречались упрямцы, которые предпочитали свободу, несмотря на лишения, голод и холод. Этих Ранмир без колебаний велел казнить.

Сам он все больше ожесточался. Холод достал и его, Ранмир согревался, орудуя мечом, и постоянно искал стычек с горцами. Но наемники не были столь выносливы, да и скудная пища не давала столько сил, сколько требовалось в таких суровых условиях для изматывающего похода.

- Надо возвращаться, - сказал как-то утром Ранмиру сир Гор когда они, ежась от холода и ледяного ветра, вышли из палатки. Кое-где лежал снег, а выше, куда ни глянь, простирались горные вершины, сплошь им заваленные. – Припасы кончаются, люди мерзнут и болеют.

- Это они просили со мной поговорить? Наемники?

- Они говорят, я слушаю. Не обязательно говорят со мной. Мы все здесь сдохнем, в этих проклятых отвесных скалах, если будем подниматься выше. Мне-то наплевать, тебе, похоже, тоже. Но у кого-то внизу остались женщины и дети. Кто-то просто хочет жрать. Кому-то не нравится мерзнуть. Мой сьор не знает жалости. Но Мрак тебя возьми, Ранмир! Твоя жена, небось, родила. Не хочешь взглянуть на мальчишку?

- Хорошо. Мы возвращаемся. Как только сравняем с землей этот Храм, - Ранмир кивнул на купол главной колокольни, возвышающийся над глухой каменной оградой.

- Ты собираешься его разрушить?! Нам жрать нечего, все силы уходят на то, чтобы согреться! А ты хочешь, чтобы мы разобрали на камни эту чертову крепость! Ты псих! Уведем всех в рабство, и здесь само все загнется. Ну, кресты снесем. Оборвем колокола. Подожжем сам храм, в конце концов.

- Идея с поджогом мне нравится, - ухмыльнулся Ранмир. – Ладно, передай им, - он кивнул на стоящих поодаль наемников. – Как только возьмем этот Храм, начнем спуск. Выше не пойдем.

- Хвала Огню! - сир Гор сплюнул. – А то я совсем окоченел.

- Слушай, бродяга, а как тебя зовут? – спросил вдруг Ранмир.

- Алвар.

- Идем, Алвар, - он хлопнул сира по плечу Гора. – Сегодня ночью тебя точно кто-нибудь согреет, в Храме много баб. Они называют себя сестрами, но среди них нет невинных. Они далеко не монашки, - захохотал Ранмир.

И вот они рвутся к воротам. Воодушевленные обещанием сьора наемники не жалеют себя. Силы горцев тоже истощаются. На закате Ранмир первым ворвался в ворота. За ним на серые щербатые камни храмовой площади шагнул оборванный, залитый кровью врагов сир Гор. Следом за ними хлынули остальные.

Сестры бились наравне с мужчинами. Одна даже осмелилась напасть на Ранмира. Он, смеясь, отбил нацеленный в грудь меч.

- Будь ты проклят, высший! – прошипела сестра. – Ты побеждаешь, потому что на тебе защита!

- Если хочешь меня спровоцировать, то напрасно. Не стоит взывать к моему благородству, у меня его нет. Я Ранмир аль Хали.

Он ударом кулака опрокинул сестру на землю.

- Тащите их всех в подвал и заприте там! – скомандовал Ранмир. – Скоро стемнеет. Утром начнем спускаться. И пошарьте, как следует в этих подвалах: там должна быть еда.

- А можно оставить самых смазливых монашек наверху? – крикнул один из наемников. – Мы давно уже не видели женщин.

- Нравится – берите, - пожал плечами Ранмир. – Эту тоже оставьте, - он тронул носком огромного грязного сапога, лежащую рядом женщину. – Поднимайся. Ты, похоже, тут главная.

- Я мать-настоятельница!

- Идем со мной, - Ранмир кивнул на распахнутую дверь Храма.

Не замедляя шаг, Ранмир прошел в трапезную. Там царил беспорядок. Защитники горной обители едва успевали поесть. Повсюду валялись сломанные копья, погнутые щиты, луки с порванной тетивой. В глиняных тарелках засыхала еда. Ранмир, не глядя, схватил кусок мяса и засунул его в рот. Мясо оказалось жестким, как подошва сапога.

Ранмир поискал глазами вино. Потом вспомнил, что эти треклятые горцы не пьют, и, морщась, налил в оловянный кубок воды. Скинул тряпье с одного из грубых деревянных стульев и сел, положив огромные ноги на стол.

- Подойди сюда, - сказал он замершей в дверях женщине. – Ближе. На свет. Подними лицо и посмотри на меня.

Мать-настоятельница сделал пару шагов вперед, и замерла, гордо вскинув голову.

- Я узнал тебя, - рассмеялся Ранмир. – Больше десяти солнц назад ты была шлюхой в чихуанском борделе. Я был тогда еще не женат. Я тебя запомнил, хотя через мою постель прошли сотни женщин. Но вы, рыжие горные сучки умеете угодить мужчине. Ты теперь учишь этому других ха-ха… сестер? – спросил он насмешливо. – Мать… как ты сказала? – Ранмир давился смехом. – Настоятельница…

- Я тоже тебя помню, ублюдок. В ту ночь ты снял защиту. Мне надо было тебя зарезать.

- Что ж не зарезала? Понравилось, как я тебя трахаю?